Не склонив головы
Шрифт:
Переодевшись, Луговой выглянул во двор. Там — никого. Трое беглецов быстро пересекли небольшую площадку. У ворот их ожидала Ксения.
— Ну, счастья вам. — Глаза ее затуманились. — Пошла бы сама на мельницу, только не берут туда женщин. Да и подлец мой, все одно разыщет.
— Одежонку-то, не спохватится старик? — неожиданно участливо спросил Пашка.
— Отбрешусь, идите.
Луговой неловко поцеловал Ксению и, не оглядываясь пошел вслед за товарищами.
— Может нам разделиться? — толкнул Соколов локтем Петра Михайловича.
— Оттянитесь
— Значит, на мельницу?
— А куда иначе. В поле ночевать не будешь.
— Так-то оно так, — поморщился Соколов, — а что дальше? Эх, как бы не влипли мы там?..
Луговой покосился на товарища и хотел резко ответить, но вовремя сдержался и тихо пояснил:
— Зимовать придется здесь. Доберемся до мельницы, прощупаем, как там дела.
— Правильно, Петр Михалыч, летом легче проскочить к фронту. А по снегу не дойти, ни в какую… — согласился со своим бывшим командиром Пашка.
Он шагал теперь с независимым видом, будто заправский житель Каунаса.
Ближе к центру улицы становились оживленнее. По дороге все чаще попадались легковые машины. Было заметно, что город когда-то украшали скверы и бульвары. Но теперь многие деревья вырублены, сожжены — на каждом шагу следы разрушений, пожаров.
Луговой вышел на квадратную площадь, стиснутую старинными зданиями. У него перехватило дыхание — совсем недалеко, на деревянной перекладине, раскачиваясь из стороны в сторону, висел человек. Тут же прохаживался солдат. На груди казненного привязана дощечка с надписью: «Партизан!» Луговой замедлил шаг. В голове его молниеносно пронеслось: «Здесь есть партизаны!»
— Петр Михалыч, — услышал Луговой шепот Пашки, — вы видели, что написано на доске?
— Да.
— Найти бы партизан, а?
— Тихо, Паша, — предостерегает Луговой… — С партизанами не так легко установить связь.
И все-таки Луговой не переставал думать о своем разговоре с Алексеевым. «Если в окрестностях действуют партизаны, то в городе могут находиться их люди. — Но как найти товарищей? Возможно ли это?» Незаметно для себя Луговой ускорил шаг. И вскоре очутился перед темной громадой польского костела. Он остановился в нерешительности: куда идти дальше. В ту же минуту ему показалось, что на него с подозрением посмотрел один из солдат, стоявших возле костела. Не раздумывая, Луговой свернул в узкий переулок.
Показался мост через Неман. Луговой припомнил указания Ксении и с радостью подумал, что идет правильно. Но то, что он увидел в следующий миг, заставило его застыть на месте. У самой реки стояла большая группа людей. Их окружала цепь солдат. Въезд на мост преграждала танкетка и несколько мотоциклов с колясками. Предчувствуя недоброе, Луговой хотел уже повернуть назад и тотчас услышал сердитый окрик:
— Хальт!
Все еще надеясь, что это относится не к нему, Луговой повернулся и быстро пошел прочь.
— Хальт!
Короткая очередь из автомата ударила в мостовую совсем рядом. Из переулка выбежало несколько солдат с автоматами. Они остановили Соколова с Пашкой и ждали, когда приблизится Луговой. Все произошло настолько быстро,
— Документы? — коротко спросил офицер.
— У нас нет с собой ничего, — снова начал пояснять Луговой, — с мельницы мы, рабочие.
— Рабочие? Хорошо. Нам нужны рабочие…
ГЛАВА II
В купе Аркадий Родионович Органов находился один. Он смотрел в окно и не слышал, как в дверь постучали. Вошел старший лейтенант.
— Товарищ профессор, через пять минут — Бронск.
Аркадий Родионович обернулся:
— Спасибо.
Вокзал был сильно разрушен. Когда Органов вышел из вагона, к нему обратился человек, одетый в солдатскую шинель.
— Простите, не вы ли будете профессор Органов?
— Да, я.
— Секретарь горкома прислал за вами машину.
Ехали с потушенными фарами. Только теперь Органов обратил внимание на гул артиллерийской канонады. В поезде, в купе, он не слышал стрельбы, но сейчас понял, что бой идет совсем недалеко от его родного городка. Аркадий Родионович вглядывался в смотровое окно, однако узнать улицы и узкие переулки, которые он сейчас проезжал, было не так легко.
— Разрушили, сильно разрушили Бронск фашисты, — словно угадывая, о чем думает московский ученый, проговорил шофер.
— А вы знаете, как проехать к моему дому?
— Знаю, недавно возил туда врачей.
Разговор оборвался. Аркадий Родионович не стал спрашивать о здоровье отца. Тяжелое предчувствие заставило молчать до самого дома.
Дверь оказалась открытой. Навстречу вышла женщина. При тусклом свете лампы Аркадий Родионович не узнал соседку отца. Окна были плотно завешены одеялом, в комнате стоял удушливый запах лекарств. Аркадий Родионович направился в спальню, женщина отступила, дотронулась до его руки…
— Преставился, батюшка, не дождался сынка…
И вместе с шофером вышла, прикрыв за собой дверь. В комнате стало совсем душно. Аркадий Родионович, опустив голову, направился в спальню отца…
На другой день, после похорон, Аркадий Родионович не выводил из дома. У него было такое ощущение, будто на сердце лежит тяжелый камень, на душе было пусто, он бесцельно ходил по комнатам.
Порою ему казалось, что отец вот-вот выйдет из своей спальни, степенно откашляется, пригладит пожелтевшую от табака седую бороду и протянет сыну свою худую, жилистую руку…