Не склонив головы
Шрифт:
— Выходи, — чуть слышно сказал Луговой, — выходи, Паша.
Пашка шагнул и замер. У него мелькнула мысль: — «Увидимся ли снова?..» Дальше раздумывать не дали. Прозвучала команда: «Направо!» Больных и раненых повели в помещение.
— Сколько? — нетерпеливо обернулся офицер к охранникам. Двое бегом кинулись считать оставшихся в строю военнопленных. На этот раз все делалось очень быстро. Через три — четыре минуты охранники доложили офицеру о количестве людей.
— Марш! Живо! — крикнул эсэсовец и направился в туннель.
Перед военнопленными распахнулись
Солнце с утра светило ярко и кругом было до того бело, что слезились глаза. Далеко вперед убегала засугробленная дорога. Она разрезала огромное равнинное поле на два куска. А над головами людей сияло небо.
Луговой внезапно ощутил радостное возбуждение. Он наконец почувствовал свои плечи, не утратившие еще силу мускулы — всего себя. И его вновь охватила могучая сила жизни. Луговой видел, как засверкали у многих людей глаза, с какой жадностью они вдыхают в себя морозный воздух.
Колонна военнопленных постепенно уменьшалась — через каждый километр охранники отделяли группы в сто человек и ставили на расчистку отведенного участка дороги. Около группы оставалось несколько эсэсовцев с автоматами и два — три охранника с собаками. Как только колонна удалялась, люди сразу же приступали к работе. Лопат на всех не хватало, многие вынуждены были брать в руки доски. Работать ими очень неудобно, на ладонях и пальцах появлялись глубокие ссадины, ушибы. Но люди все же трудились, они знали: за ними зорко следят охранники.
Рядом с Луговым откидывал снег Соколов. Он работал доской, и Луговой видел, как тяжело его товарищу. Часа через два Соколов уже еле отбрасывал снег. Казалось, еще немного и он не выдержит, а тогда…
«Как помочь другу?» — эта мысль с лихорадочной поспешностью застучала в голове. Но Луговой ничего не мог придумать — рядом стоял охранник. А товарищ работал все медленнее и медленнее. Луговой выждал момент, когда охранник отошел чуть в сторону, и позвал:
— Костя, слышишь, Костя!
Соколов повернул голову. Лицо его было в белых пятнах, сильно подергивалось правое веко.
— Костя, давай мне доску, — предложил Луговой, — на, поработай лопатой.
Соколов отрицательно качнул головой.
— Зачем? Ты, Петро, сам вот-вот свалишься. — Соколов замолчал. Со лба его продолжал струиться пот. Он заливал глаза, оставляя грязные следы на лице.
Луговой сделал шаг к Соколову.
— Ну, давай!
— Нельзя, Петро, не разрешается это, — с трудом переводя дыхание, проговорил Соколов. Он пристально посмотрел в глаза Лугового, тихо добавил: — Понимаешь, нельзя. И тебя изобьют и мне не поможешь. Только хуже получится, привлечешь внимание охранников.
Луговой придвинулся еще ближе. Он хотел уже протянуть товарищу лопату, но тут же услышал рычание собаки, и почувствовал, как у него похолодела спина. Не оглядываясь, Луговой энергично заработал лопатой.
— Ты что болтать вздумал?!
Удар в затылок опрокинул Лугового. Падая, он увидел почему-то только ноги охранника. В больших сапогах, они были неподвижны. Зато
Здоровенный охранник в растерянности стоял на месте, широко раскрыв рот. А в нескольких шагах от него взъерошенная овчарка, отфыркиваясь и чихая, бешено трясла головой. Снег залепил ей глаза, уши — всю морду.
— Ру-сс-сс комиссар!.. — опомнившись, заорал охранник. Рука его привычно скользнула к кобуре с пистолетом.
— Это нечаянно, герр ефрейтор, сорвалось… — вдруг с угрозой проговорил Соколов. Он был очень бледен, рука крепко сжимала доску. И, возможно, впервые охранник попятился перед военнопленным. Он скорее почувствовал, чем увидел, что оказался в самой гуще людей с лопатами и досками. И, как нарочно, в это время поблизости не было эсэсовцев. В голове ефрейтора пронеслись тревожные мысли… Он очень отчетливо понял, что людям, в гуще которой он находится, терять нечего.
— Ру-сс-сс свинья… — охранник длинно выругался. Бросив косой взгляд на Соколова, он взял поводок все еще отфыркивающейся собаки и направился к другой группе, расчищающей дорогу около небольшого деревянного мостка.
Опасность расправы миновала. Но Луговой по-прежнему все еще не мог придти в себя. Ему казалось, что кто-то продолжает пристально наблюдать за ним. Резким движением всаживая лопату глубоко в снег, он подхватывал плотный ком и рывком отбрасывал его за обочину дороги. Нервы у Лугового были взвинчены до предела. Когда лопата выскользнула из рук, он как-то сразу почувствовал невероятную слабость. Через силу распрямив спину, он заметил обеспокоенный взгляд Соколова.
— Спасибо, Костя, — растроганно прошептал Луговой, — я ведь чуть не того…
Соколов нахмурился:
— Ну, вот скажешь тоже, — дальше он пробормотал что-то неразборчивое и продолжал откидывать снег. Было видно, что Соколов и сам еле держался на ногах. И еще заметил Луговой, что у Соколова теперь в руке не доска, а удобная небольшая лопата. «Помогли товарищи…» — Луговой обвел усталым взглядом ближайших к нему людей и почувствовал, как у него потеплело на душе. Именно сейчас он особенно глубоко понял, что поддерживало многих из них в трудную минуту, что связывало их всех между собою.
— Костя, а ведь охранник-то испугался, понимаешь, по-настоящему испугался. Эх, если бы все вместе…
Соколов кивнул головой.
— Испугался. — Он прищурил глаза — морщин появилось больше, они сеткой легли на лоб и небритые щеки. — Но учти, — добавил он тихо, — этот негодяй запомнил нас. Теперь мы — первые кандидаты в мертвецы.
Луговой вполне разделял опасения товарища. Надеяться, что охранник забудет о неудавшейся расправе с военнопленными, было глупо. Ефрейтор, конечно, со временем жестоко отыграется за свой испуг. Но ждать этого, сложа руки, Луговой не собирался…