Не склонив головы
Шрифт:
После того, как Хюбнер высказал все, Эрнст Генле снова взглянул на Шницлера и коротко сказал:
— Я не согласен с вами, герр Хюбнер.
Хюбнер уставился на председателя комиссии.
— Не согласны?
— Да, не согласен, — подтвердил Генле. — Я считаю, что причина выхода из строя аппаратуры — небрежность при сборке и транспортировке отдельных узлов блоков. И не более…
— Но это же не так! — вскочил со стула Хюбнер. И сразу же натолкнулся на колючий взгляд майора. — Не так… — повторил он тише и, раздраженно пожав плечами, опустился на стул.
— Именно
— Это ничего не значит! — все еще пытался возражать Хюбнер.
— Напротив, — невозмутимо продолжал председатель комиссии. — Ведь эти части монтируются нашими специалистами. Они — люди проверенные, что может подтвердить и герр Шницлер. — Генле чуть наклонил голову в сторону гестаповца.
Майор Шницлер все еще не вмешивался в разговор Генле с Хюбнером, но взгляд, каким он порою окидывал строптивого члена комиссии, говорил о многом. Эрнст вполне отчетливо представлял себе, какая буря сейчас бушует в груди майора. Однако он не подал вида, что понял состояние гестаповца и как ни в чем не бывало продолжал:
— Ну, а затем, как вам должно быть известно, герр Хюбнер, аппаратура находится в отдельном помещении под охраной нашей службы безопасности. И если допустить высказанную вами версию, что вредители — русские рабочие, то возникает вопрос, в какое время совершили они это вредительство? — Эрнст стал говорить совсем медленно, подчеркивая значение каждого слова. — Непонятно, как могла проглядеть все это служба безопасности, если русским не разрешают даже близко подходить к блокам… Что же, или по вашему вредители наши специалисты? А может быть солдаты охраны?..
Хюбнер на минуту смешался. Шницлер, до сих пор сдерживавшийся, при последних словах ученого не вытерпел:
— Охрана! Что охрана! Вы с ума сошли… — Шницлер подошел вплотную к Хюбнеру: — Вы забываетесь, герр Хюбнер! Это кого же вы собираетесь разгонять?..
— Герр майор, вы меня не так поняли… Но я никак не могу согласиться с утверждениями председателя комиссии…
Спор грозил затянуться, если бы Генле не обратился к третьему члену комиссии.
— Надеюсь, Вы, герр Зицман, успели внимательно осмотреть все и пришли к тем же выводам, к которым пришел я. — Эрнст Генле говорил тоном, который, казалось, исключает какие бы то ни было возражения. И инженер Зицман, который не имел собственного мнения или не решался высказать его, поспешно согласился с мнением председателя комиссии.
Хюбнер готов был наброситься на инженера, но в это время Генле холодно произнес:
— Вы, герр Хюбнер, слишком невысокого мнения о нашей службе безопасности. Смешно! Удивляюсь, — с иронией добавил Генле, — вы, герр Хюбнер, чего доброго и меня причислите к злоумышленникам…
Хюбнер побледнел от злости, но молча проглотил насмешку. Он не осмелился идти на скандал в то время, когда обстоятельства складывались против него. Ему совсем не хотелось наживать себе такого опасного врага, каким мог явиться шеф местного отделения службы гестапо
В официальном заключении комиссии, на другой день поданном начальству, указывалось, что повреждение блоков произошло при их сборке…
Хюбнер остался при своем особом мнении…
Новых арестов или других репрессий против пленных в ближайшие дни не последовало. Но Луговой был уверен, что гестаповцы, конечно, будут следить за каждым их шагом. Он знал, что малейшая оплошность его товарищей может привести к полному провалу организации. Вместе с тем Луговой понимал, что находиться в бездействии его товарищам после того, как они включились в борьбу с врагом, — особенно тяжело. «Но что же делать?.. — в сотый раз задавал себе вопрос Луговой. Ответ был один: — Выработать новую тактику для боевых групп».
Луговой несколько дней ломал голову над задачей, вставшей перед ним. Он строил самые различные планы, но тут же сам отвергал их.
Все чаще после бессонных ночей Луговой шел на работу разбитый, с головной болью.
Аркадий Родионович знал, чем озабочены его товарищи. Но со своими советами не торопился. Органов хотел сначала сам хорошенько все обдумать. Была у него одна мысль, но можно ли ее осуществить?
В эту ночь Аркадий Родионович все же не удержался. Придвинувшись поближе к Луговому, он сказал:
— Вы один-то не переживайте, дело общее, давайте посоветуемся.
— Плохой я стратег, Аркадий Родионович, — признался Луговой. — Спасибо на добром слове. А что в одиночку думаю, вы правы — напрасно!
— Немцы работают над новым, безусловно, усовершенствованным устройством. Если бы мне удалось ознакомиться с принципиальной схемой… — Оборвав фразу, Аркадий Родионович задумался.
— Вы могли бы!.. — Луговой схватил Органова за руку: — Что, Аркадий Родионович, говорите, — он откинул свисшие на лоб волосы, взгляд его впился в собеседника.
— Я полагаю, что не так уж трудно определить, какие можно внести изменения в приемном устройстве станции, собственно и изменения эти было бы очень просто внести, — продолжал Органов. — Для этого нет необходимости иметь специальные знания. — Аркадий Родионович говорил спокойно, уверенно. Но Луговой волновался все больше.
— Аркадий Родионович, — горячо зашептал он, — ведь немцы могут это сразу обнаружить…
— Исключено. Очень легко сделать так, что об этом не узнает даже самая авторитетная приемочная комиссия.
— Разве?
— Да, а станции все равно выйдут из строя. Только позже, — пояснил Органов, — ну, скажем, через месяц.
— Позже! Да вы понимаете, Аркадий Родионович, нам это как раз и надо!
— Однако, — Органов сделал неопределенный жест, — пока это лишь только мои предположения.
— Почему?!
— Необходимо познакомиться хотя бы с некоторой технической документацией, с чертежами.
— Черт возьми! — не сдержался Луговой. — В наших условиях, конечно, нельзя рассчитывать на это.