Не склонив головы
Шрифт:
— Простите, профессор… — Майер указал на схему. — Это очень любопытно…
Органов побледнел. Эрнст в замешательстве отошел к окну. Но Майер ничего этого не заметил, он по-настоящему заинтересовался схемой.
— Профессор, возможно, это нескромно с моей стороны, но скажите, пожалуйста, ваша работа имеет отношение к тем изысканиям, о которых в свое время кое-что сообщалось в печати?
Аркадий Родионович невольным движением руки закрыл схему.
— Вы не ошибаетесь. Но, доктор, это предназначается не для войны…
Когда Эрнст обернулся, доктора Майера в лаборатории уже не было. Органов продолжал стоять возле стола.
Эрнст посмотрел на распахнутую дверь,
— Поздно, поздно работает, дорогой Генле! прищурив глаза, сдержанно произнес Хюбнер. Он бесцеремонно отстранил Эрнста и вошел в кабинет.
— О-о! И герр профессор здесь? — делая удивленное лицо, почему-то радостно воскликнул Хюбнер. Его глаза воровато осмотрели стол…
— Герр Хюбнер, извините, но мы заняты, — довольно резко сказал Эрнст.
— Простите, помешал, — с трудом сдерживая злость, проговорил Хюбнер и, круто повернувшись, вышел.
В лаборатории снова воцарилась тишина.
— Аркадий Родионович, — окликнул ученого Эрнст. — Не тревожьтесь…
Профессор Органов посмотрел на Генле, вынул из папки сложенные туда при Хюбнере бумаги и переложил их во внутренний карман пиджака.
В этот вечер они больше не работали…
Новый шаг к решению проблемы, над которой Органов трудился уже много лет, он сделал здесь, в плену. Аркадий Родионович вполне отдавал себе отчет, что и в том незавершенном виде, в котором выписаны принципиальные схемы, данные анализов и опытов — рукопись дает ответ на многие сложнейшие вопросы, не решенные еще учеными и крупнейшими специалистами по радиолокационной технике.
Какую ценность представляют записи расчетов и результатов многолетних изысканий, видно и по тому, что они, по существу, позволяют подойти вплотную к созданию необычайно мощных радиолокационных передатчиков, которые смогут помочь человеку проникнуть в глубину космического пространства. Но и это — не предел. Органов страстно верил в тот день, когда человек пошлет в океан вселенной межпланетные корабли, управляемые с помощью радиоволн. Порукой тому были замечательные достижения советских ученых, с которыми ему пришлось работать до войны в одном из крупнейших научно-исследовательских учреждений. Аркадий Родионович знал, что его советские коллеги сейчас тоже работают над теми же проблемами, над которыми трудится и он, и Органов был уверен, что они на верном пути и обязательно придут к тем же выводам, к которым пришел он сам. Однако на это потребуется время, большое напряжение сил… Как сейчас могли бы помочь им его открытия в области радиолокационной техники… Но он находится далеко, очень далеко от своих товарищей, он — в плену…
При одной мысли о том, что его схемы и расчеты могут попасть в руки врагов, Аркадию Родионовичу становилось страшно. Он несколько раз уже порывался сжечь рукопись, так как хранить ее в лаборатории становилось все опаснее. Особенно встревожило профессора недавнее сообщение Эрнста и неожиданное появление в лаборатории ассистента Хюбнера. Аркадию Родионовичу давно казалось подозрительным назойливое любопытство этого научного сотрудника центральной лаборатории. И хотя Органов не мог вспомнить что-нибудь такое, что могло бы подтвердить его подозрения, тревога не проходила.
Органов совсем было решился уничтожить все свои бумаги, но в самый последний момент рука ученого дрогнула. Совершить это оказалось не так легко. Совсем недавно Эрнст Генле рассказал профессору об успехах советских войск на фронте. От оккупантов освобождены Одесса, Севастополь и много других
Вскоре Органову предоставилась такая возможность. На нескольких страничках уместились не только наиболее важные формулы и расчеты, но и самым тщательным образом были вычерчены сложные схемы…
Только после того, как Аркадий Родионович спрятал свою новую маленькую рукопись, он вздохнул с некоторым облегчением.
Все последующие дни Органов находился в приподнятом настроении и трудился с особым вдохновением.
События последнего времени серьезно тревожили Лугового. Он припомнил, как произошел арест Органова, допрос, которому подвергли его, Лугового, в гестапо, недавний, совсем неожиданный арест Красницина и еще двоих русских товарищей из его тройки… И все чаще у Лугового возникала мысль о возможности провокации со стороны нацистов.
Луговой решил понаблюдать, постараться проверить людей. Ведь никаких данных о предательстве пока не было. Но как ни внимательно присматривался Луговой к людям, заподозрить кого-либо он не имел основания. Это были товарищи, прибывшие на завод вместе с ним. Немало невзгод пришлось перенести «завербованным» рабочим. И в трудной, долгой дороге, когда их везли в Германию, и на работе в цехе, особенно в первые дни, Петр Михайлович успел хорошо узнать людей. Конечно, сказать, что все они были людьми решительными, готовыми мужественно бороться с врагом, Луговой не мог. Среди них находились и более слабые духом, потерявшие надежду вернуться на Родину. Таких было немного, но они были. Однако людей, способных пойти на предательство, Петр Михайлович не видел.
Другое дело новички…
С месяц назад на завод привезли партию иностранных рабочих взамен тех, кто, не выдержав тяжелых условий жизни в неволе, погиб. Эти новички и вызывали у Лугового тревогу. Разве мог он быть уверен, что кто-нибудь из них не завербован гестапо? Нет, такой уверенности у Лугового не было…
С недавних пор Петр Михайлович стал замечать, что некоторые из людей, недавно прибывших на завод, ведут себя слишком неосмотрительно, порою даже пытаются саботировать выход на работу, вступают в пререкания с мастерами на производстве. Особенно энергичен был судетский немец Отто, успевший рассказать всем, что он сидел несколько лет в концлагере.
Юркий и настойчивый, Отто выделялся среди привезенных с ним на завод поляков и французов. Он слишком открыто высказывал свою ненависть к фашистам, больше, чем можно было бы ожидать от новичка, говорил о необходимости борьбы, старался находиться среди русских рабочих и в своих разговорах постоянно превозносил стойкость русского народа. Поведение судетского немца, пожалуй, можно было объяснить тем, что ему чаще других доставалось от охранников. И все же Луговой почему-то настороженно относился к Отто. Луговой пока еще не мог объяснить, чем вызвана антипатия к судетскому немцу, как будто бы и реальных причин к этому не было, и все же Петр Михайлович не доверял ему.