Не склонив головы
Шрифт:
— Я понимаю, тяжело… Эрнст — душевный человек… добрый товарищ…
— Мой любимый ученик… — скорбно прошептал Майер. Пожав руку Аркадию Родионовичу и почти ничего не видя перед собой, он вышел из лаборатории. Сначала Органов хотел было пойти вслед за доктором, но раздумал. Аркадий Родионович понял, что Майеру пока лучше побыть одному.
Аркадий Родионович перенес немало невзгод за последнее время, но арест Эрнста сильно подействовал на него. За время работы вместе с Эрнстом Генле профессор привык к нему, больше того, он полюбил этого способного научного сотрудника, молодого ученого и чуткого товарища.
Теперь Аркадий Родионович понял, какая опасность нависла над подпольщиками.
Майер долгое время считал, что политика — ни в коей мере не должна отвлекать ученых от научно-исследовательской работы. И только последние месяцы доктор начал все больше задумываться над событиями, происходящими в Германии. Он вспомнил о своем недавнем визите к старому другу…
…Репродукторы точно так же, как два-три года назад захлебывались… «Доблестные войска фюрера готовятся к решительному контрнаступлению. Требуется еще одно усилие немецкой нации, чтобы выиграть войну… Хайль Гитлер!»
Истерические голоса беснующихся нацистских дикторов-фанатиков ведомства Геббельса с утра и до поздней ночи не замолкали. Даже дождь, третий день хлеставший по асфальту и бетонным мостовым Берлина, не мог заглушить надрывающихся голосов…
Лимузин доктора Майера, разбрызгивая бурлящие потоки воды, остановился около небольшого дома. Придерживая шляпу, Майер быстро поднялся по ступенькам крыльца. Он протянул руку к кнопке звонка, но дотронуться до него не успел — навстречу ему распахнулась дверь. Майер шагнул в залитый светом коридор и чуть не столкнулся с профессором Швабахаром.
— Вы сами открыли? — удивился доктор. — Как вы узнали, что я приехал?! — пожимая руку Швабахару, воскликнул Майер.
— Я рад, так рад, — засуетился старый ученый, — да, да, спасибо, вы не оставили меня…
Майер не мог понять, в чем дело, почему так волнуется его друг.
У профессора Швабахара были необычайно воспаленные глаза. Правда, Майер уже несколько недель не виделся со Швабахаром, но как изменился его друг. Казалось, профессор состарился, по крайней мере, на десять лет.
— Позвольте, я не понимаю, о чем вы говорите?
— Конечно, конечно… — поминутно встряхивая седой головой, повторял ученый. — Да, да, вы один не побоялись навестить старика, у которого недавно обнаружили родственников-евреев.
Биолог с мировым именем, почетный член многих иностранных академий профессор Швабахар оказался «виновен» в смешении арийской крови. Он снова очень печально посмотрел на Майера и поднес к глазам платок:
— Я десять дней находился в подследственной камере. А потом, когда отпустили, все вдруг забыли обо мне. Лишь господин штурмбанфюрер Крабс жалует старика своими визитами. — Профессор вздохнул: — Один раз господин штурмбанфюрер приехал предупредить, что мой научно-исследовательский институт взят под опеку великим рейхом, и я туда не должен более являться. Вторично посетив меня, господин штурмбанфюрер сказал, что на днях за мной приедут, вышлют на новое местожительство. — Профессор попытался улыбнуться, но его лицо стала от этого еще печальнее. — Вот я и жду, — продолжал он, — второй день жду у окна, когда приедут за мной… Подъехала машина, но, к счастью, это вы…
Майер в растерянности стоял в коридоре, в руках у него все еще была мокрая шляпа. С нее струйками стекала вода. Майер никак не мог собраться с мыслями. Но вот взгляд его задержался на рукаве профессора, перехваченном широкой повязкой.
…Жизнь столкнула Майера с жестокой действительностью.
С некоторых пор Майер начал замечать, что гестаповцы нагло проверяют сотрудников лаборатории и даже его самого. Однажды доктор обнаружил, что в его столе в кабинете кто-то рылся в бумагах, перебирал книги и журналы, находящиеся в шкафу… Майер не сомневался, что это — работа гестаповцев. Их действия вызывали протест и отвращение…
…Майер рано лишился семьи. Через два года после свадьбы умерла молодая жена. Детей у них не было. Второй раз, несмотря на требования отца, Майер не женился. Он не верил, что снова может быть счастлив. Первое время Майер тяжело переживал раннюю утрату. Но напряженная работа в лаборатории, страстное увлечение радиолокацией и нежная забота старшей сестры фрау Гретхен помогли ему несколько забыться.
Оставшись один, Майер привязался к семье сестры фрау Гретхен в Гамбурге. Муж ее — талантливый инженер — работал там на одной из крупнейших судоверфей. Фрау Гретхен, несмотря на большую семью, часто приезжала в Берлин к брату и подолгу жила в его доме. Майер очень любил сестру, уважал ее мужа и порою вырывался погостить в Гамбург. Нигде ученый не мог так хорошо отдохнуть и спокойно провести время.
Однажды, обеспокоенный долгим отсутствием писем от Гретхен, Майер выехал в Гамбург. Каково же было его удивление, когда на стук в дверь никто не ответил. Майер испугался, предчувствуя что-то недоброе. Он хотел уже отправиться в полицию, но едва отошел от дома, как на улице, пугливо озираясь, его догнала соседка сестры. Она торопливо сообщила, что с неделю назад к дому фрау Гретхен поздно вечером подъехал автомобиль. Из машины вышли люди в черных шинелях и увезли с собой всю семью.
Доктор Майер немедленно вернулся к дому сестры и с помощью одного рабочего открыл дверь. Ученый не поверил своим глазам. Там, где он привык видеть исключительный порядок и чистоту, теперь все было перевернуто вверх дном. В доме сестры похозяйничали чужие и алчные руки…
Майеру удалось узнать, что муж Гретхен был обвинен в «распространении злостных слухов, порочащих рейхсканцлера Гитлера», и отправлен вместе с женой в концлагерь.
Доктор Майер долго не мог придти в себя от нового свалившегося на него несчастья. Он отказался верить, что муж Гретхен — этот замечательный человек — мог бы сделать что-нибудь плохое. И если таких людей преследуют у него на родине, то где же справедливость?..
Майер использовал все свои связи и только через несколько месяцев смог добиться освобождения семьи Гретхен из заключения. При этом доктору Майеру поставили условие: семья сестры должна в двадцать четыре часа покинуть пределы Германии. Майер помог сестре и ее мужу получить разрешение на въезд в Швейцарию. С тех пор прошло пять лет…
Недавно обнаружив, что в его кабинете кто-то хозяйничал, Майер снова вспомнил дом своей сестры, каким видел его в последний раз, он был возмущен, но сдержался, считая, что ему, ученому, не следует ввязываться в грязные дела гестапо… Политика не для ученых… Однако арест Генле, публичное оскорбление его, руководителя лаборатории, гестаповцем, — вызвали бурную реакцию у доктора. Майер поехал к директорам концерна и решительно потребовал от них, чтобы сотрудники лаборатории были ограждены от произвола. Ученому обещали. Но обещание это не выполнялось…