Не такая, не такой
Шрифт:
А потом начался какой-то кошмар.
Я приехала в суд к девяти утра.
Ночью практически не спала, ворочаясь под слишком тяжелым, слишком жарким одеялом, задремывая на пару минут и просыпаясь с бьющимся от ужаса сердцем.
Юлиан что-то спрашивал, но я то не отвечала на сообщения, только просматривала их, то отделывалась бессмысленными фразами. Маме вообще ничего не рассказала, даже когда она спросила, куда я так вырядилась. Мне казалось, что в суд нужно идти одетой строго, как на собеседование.
Зеленые
Решетки, автоматы, «ваш паспорт, женщина?»
Из узкого мутного окна видны растущие на газоне елки — странные, искореженные, с вывернутыми стволами и разной длиной веток.
Много плохо одетых и дурно пахнущих людей в узком душном коридоре.
Он заканчивается железной дверью с маленьким окошком, которая иногда с лязгом открывается и оттуда выходят люди в наручниках.
Долго не могла найти, у кого можно узнать хоть что-нибудь. Всем было наплевать: «справок не даем», «все документы на стенде», «вам не сюда». Надо мной сжалилась только девушка из архива, которая сначала гаркнула, что надо знать номер дела, а потом вдруг посмотрела на меня и неожиданно сдалась. Нашла по фамилии и рассказала, что мое дело можно забрать у секретаря судьи.
Я пыталась найти нужный кабинет в этих узких коридорах с казенным линолеумом, металась по холодным лестницам, заглядывала в двери без табличек. Несколько раз возвращалась обратно, натыкаясь на тупики и решетки, испугалась стайки грязных подростков со звериными глазами, зыркающих на меня из-под лестницы.
Расписалась дрожащими пальцами, получила стопку бумаг и узнала, что заседание совсем скоро — его чуть не провели без меня, потому что я «скрываюсь». Я пыталась спросить, узнать что будет, если я не приду. Теперь — ничего хорошего, ответили мне.
Пыталась понять, что написано в деле, но это было на каком-то диком языке. Каждую фразу приходилось переводить с бюрократического на русский и получалось, что я должна отдать половину квартиры и десять миллионов. Каким-то людям — хотя истцом был сводный брат отца, он как-то растворился в хитросплетениях слов, оставив незнакомые мне имена, которым то ли он, то ли отец были должны денег, а теперь почему-то должна я.
Я перечитывала бумаги раз за разом, но понимала все меньше. Страшно было уйти и пропустить появление какой-нибудь еще нежданной неприятности, как будто кто-то будет меня тут разыскивать, чтобы поставить в известность об еще каком-нибудь кошмаре.
И вот в тот момент, когда в глазах уже темнело от духоты и страха, а стены, покрашенные бурой выцветшей краской начали заваливаться на меня, грозя похоронить здесь навсегда…
Появился Юлиан.
В светло-сером костюме, блестящих ботинках, с демонстративно навороченными часами, он шел по коридору и все эти странные враждебные люди расходились перед ним как волны перед Моисеем.
Не знаю как на него такого огромного сшили этот костюм, но сидел он безупречно. Запах его дорогого парфюма тут же, не напрягаясь, перекрыл всю вонь этого места, окутал меня, заключив
Юл присел на корточки перед моим стулом, пальцами стер слезы с лица и дал бумажный стаканчик с крышкой.
— Пряный чай, — прокомментировал он, забрал дело из моих рук и бегло его пролистал.
Я отпила чай. Он был густым, сладким и пах всеми пряностями на свете.
— Пойдем, — сказал Юлиан, протянул мне руку и вывел меня из суда.
Если бы Юлиан отвел меня на эшафот, я бы в тот момент совершенно этому не воспротивилась. Менты на входе на всякий случай выпрямились, когда он проходил мимо, но он даже на них не посмотрел.
Я узнала черный танк-«Хаммер» на обочине, но мы направились не к нему, мы завернули за угол. Там на первом этаже дома толпились мелкие конторы, перекрывая друг друга своими вывесками: турагентство, магазин красной икры, вейпшоп, кофейня с тем же логотипом, что на стаканчике у меня в ладонях.
Мы поднялись к двери с надписью «Нотариус».
Очень усталая женщина лет сорока пяти, увидев сияющего Юлиана с нимбом над головой, тоже выпрямилась и попыталась изогнуться поизящнее, чтобы продемонстрировать тонкую талию. Возраст слетел с нее как сухая листва.
— Доверенность на представление в суде, — холодно и профессионально улыбнулся Юлиан, хлопнув нашими паспортами об стол.
Мой паспорт она просмотрела мельком, едва подняв глаза, чтобы сверить фотографию, а его листала долго, и я даже догадывалась, до какой страницы.
Мне дали расписаться в нескольких местах и опять все внимание досталось Юлиану. Они ворковали по-юридически, и мой мозг, высосанный перечитыванием иска, просто отказывался распознавать знакомые слова.
Я очнулась только когда чай в стаканчике закончился, а Юлиан коротко поблагодарил, сгреб бумаги и отвел меня к «Хаммеру». Усадил на заднее сиденье и предложил:
— Хочешь, поспи пока. У меня там еще дела.
Я нашла там знакомый плед и тут же в него укуталась. Вряд ли я смогу заснуть, слишком мне сейчас нервно, но его тепло обняло так уютно, что меня как будто даже отпустило. Я зарылась носом в шерсть, но плед больше не пах Юлианом и костром, он пах кондиционером для белья с лотосом. Впрочем, Юлианом тут пахло все вокруг, мне хватало. Я сидела, смотрела в окно и ни о чем не думала, застыв во времени ожидания.
Он вернулся, большой и надежный, сел за руль, разом заполнив собой слишком просторный для меня салон, и оглянулся:
— Не спишь? Тогда иди сюда, на переднее.
Я перебралась к нему, он раскрыл объятья и прижал меня к себе, целуя в волосы.
— Все хорошо, Сплюшка. Больше не волнуйся так, пожалуйста. Сейчас поедим где-нибудь и домой.
— К тебе? — утыкаться в костюм было не так успокоительно, как в свитер, но пришлось потерпеть.
— Ко мне. У меня для тебя сюрприз, — Юлиан поцеловал меня в нос, потом подумал и поцеловал в лоб, подумал еще и поцеловал как следует — долго и жарко.
Потом вернул на мое место, пристегнул и пристегнулся сам.