Не ты
Шрифт:
— Мне нужно Ивану позвонить, сказать, что не приду.
— Ивану?
— Брату, — едва ворочая языком, прошептала Мура.
Самохин взвесил ее слова в уме и пришел к выводу, что Маше действительно лучше позвонить. Незачем её родным волноваться. Он бы сам все им объяснил, да только понимал, что лишь хуже сделает. Не так нужно знакомиться с родней своей половинки. Не так… Лучше утром, на свежую голову. Проводит Машу домой и… представится. Прятаться он ни в коем случае не собирался, хотя прекрасно понимал, что такой жених вряд ли придется ко двору. Как-то не верилось, что они готовы спокойно принять их с Машей разницу в возрасте,
Пока Самохин размышлял — Маша уснула сладко. Вот тебе и позвонила… Дима осторожно прикрыл девушку простыней и встал. Ее телефон обнаружится на тумбочке в прихожей, Самохин нерешительно взял его, нашел в контактах «Братик», путаясь в непривычной ему операционке, быстро набрал «Не ждите меня сегодня. Планы поменялись» и, ни секунды больше не раздумывая, отправил.
Вернулся в комнату. Сел на кровать и, не боясь потревожить Машу, погладил её по волосам. Девочка-девочка… Вот, и как теперь? Никогда не думал, что такое бывает. Не представлял, что его может так накрыть от понимания того, что он будет первым. Ну, не глупость ли? Всегда опытных предпочитал, а тут!
«Я хочу свой первый раз провести с тобой…»
Так просто! И так сложно одновременно. Стоит, притихшая — только глаза сверкают. А у него, мать его, ядерный взрыв внутри. А у него что-то страшное за грудиной закручивается, а тело по капле занимает безумный голод. Перед ней ли, или перед этой острой необходимостью обладать — непонятно. Только факт — если бы Маша в тот момент могла заглянуть к нему в душу — бежала бы без оглядки. Наверняка бы бежала… Он и сам до трясучки боялся того, что внутри. Подходил осторожно, на цыпочках, к краю обрыва, но, не успев ничего разглядеть — в страхе зажмуривался и отступал. В страхе от самого себя… В страхе за себя! Потому что это действительно страшно — в последний раз… вот так потеряться в ком-то.
— Маша. Машенька… Мура, — впрочем, последнее прозвище ей совсем не идет, и Самохин поморщился, понимая, что никогда больше не будет так ее назвать, — кто же ты, девочка? Кем ты для меня станешь? Счастьем или погибелью…
Она молчит. Ночь скользит тенями по ее прекрасному лицу, задевает ресницы. Дыхание девушки тихое-тихое, с легким алкогольным амбре, но даже это его ничуть не отталкивает. Самохин ложится рядом, опираясь на предплечье, скользит жадным взглядом ниже. Только когда тело вновь оживает от увиденного, вспоминает о том, что ему надо бы в душ. Обычно он любит поплескаться подольше, но в этот раз справляется в рекордные сроки. Потому что дико хочется к ней… Наконец, укладывается рядом. В бок что-то давит, пошарив рукой, Самохин нащупывает Машин телефон. Рука тянется к тумбочке, но на полпути замирает. Он хочет знать, чем она живет! Чем она дышит? И это желание в какой-то момент пересиливает. Дмитрий сдается ему в плен, ведь нет никакой возможности ждать до утра, чтобы узнать о Маше еще хоть что-то…
Что может о ней рассказать больше, чем страничка в соцсети? Недолго думая, Самохин решительно нажимает на голубую иконку. Он не собирается читать личные сообщения. Только то, что находится в публичной плоскости — фото на стене, какие-то записи… Все, что обычно хранят на своих страницах девчонки. Залипает на фото на аватаре. Никаких томных поз и кривляния. Естественная, как в жизни. Брови чуть нахмурены, взгляд из-подо лба, на голове капюшон, но рыжие волосы все же
«Держи друзей близко, а врагов еще ближе, мы останемся бесполезными, даже, если выживем…»
Отчего-то холодеет в сердце. И хочется растолкать её и прокричать: Неправда! Непонятно, как она вообще может думать о таком, когда он… Когда он по ней с ума сходит?
И прямо под цитатой закреплен трек. Он на паузе, как будто она его слушала совсем недавно. Наушников нет, но если сделать потише…
Держи друзей близко, а врагов еще ближе,
мы останемся бесполезными, даже, если выживем…
и даже, если всё хорошо, вижу только п*здец,
и сам рисую ссадины на сердце1.
Нет, к черту все… Слишком много всего будит в нем это всё. Слишком пугает осознание того, что под тысячей слоев прячется. Лучше двигаться постепенно, не торопясь. Чтобы успевать пережевывать все, что откроется, а откроется, совершенно точно, немало. А пока спать. Прижать к себе ее голое тело, закрыть глаза и попытаться уснуть… Самохин отложил телефон, в последний раз провел осторожно пальцами по ее лицу и, прижавшись к Маше всем телом, закрыл глаза.
А утром… проснулся от Машкиных трепыханий. Медленно поднял веки и едва не рассмеялся.
— Доброе утро, — прохрипел, удобнее устраиваясь на подушке.
— Доброе, — прошептала Маша, натягивая простыню едва не на голову. Он в жизни не видел, чтобы кто-то так мучительно-остро стеснялся. Было похоже, что Машкин румянец достиг даже кончиков пальцев, которые трогательно выглядывали из-под простыни.
— Маш…
— Дмитрий Николаевич, я не знаю, как такое произошло, вы меня извините, пожалуйста, я…
— Жалеешь? — напрягся Дима.
— Разве что о том, что вы меня видели в таком состоянии… Ох…
— Плохо? — вскочил Самохин.
Маша кивнула головой и, отбросив простыню, уже без всякого стеснения помчалась к ванной, где её долго рвало.
Дима включил воду в кране:
— Становись под душ, может, полегчает, а я пойду, поищу, чем тебя покормить… Домработница должна была что-то оставить…
У Маши не было сил на споры. У нее вообще ни на что не было сил. Прошлый вечер она помнила какими-то урывками, и если хоть половина из них — не плод больного воображения, то лучше уж она бы умерла, не просыпаясь! Прислонившись лбом к мраморной плитке, Мура тяжело вздохнула… Как Самохин узнал, где она находится? Почему привез к себе, безобразно пьяную, и… не только! Похоже, история опять повторяется. Да только ужасно не хочется верить, что её опоили с подачи Севы…
— Эй, ты как, солнышко? Я полотенце принес…
Вот, и что ей делать? Стыдиться, похоже, бессмысленно… Ну, если все картинки в ее голове — реальны.
— Я… у нас что-то было, да?
Самохин развернул перед девушкой полотенце и, дождавшись, пока Маша ступит в него, сомкнул руки у нее на спине и прижался губами к виску:
— Совсем немного…
— Я… извини меня. Похоже, я здорово облажалась…
— Тсс… Глупости какие говоришь. Лично мне все понравилось.
— Правда? — Маша говорила так тихо, что Самохин был вынужден прислушиваться.