Не ты
Шрифт:
— Где я тебя упустила, Севка? В чем не додала? Ты ведь ни в чем отказа не знал, так, может, в этом и проблема? А не в твоих ногах…
— Мам… Посмотри на меня, — приказал Всеволод, стирая прозрачные слезы с красивого лица матери, — в прошлом всё, слышишь? И наркота, и загулы… Вообще все! Я еще не знаю, как это все в голове устаканить, как справиться со всем, но… я найду способ.
— Ох, Севушка…
— Я не хочу больше вот так… Я жить хочу, мама. Стоять на сцене, писать музыку, любить, в конце концов…
— Все в твоих руках, милый. Ты ведь знаешь, мы поддержим тебя во всем!
— Да. Знаю… — уверенно
— Не хочу, — всхлипнула женщина, — я с тобой на сто лет вперед наплакалась, дурень!
— Значит, вытирай слезы и иди спать…
Виктория послушно смахнула влагу со щек. Растерла распухшее лицо. Взглянула на сына с робкой надеждой:
— Все, правда, хорошо, милый?
— Правда, мама. А, если нет — то непременно будет.
На второй этаж они поднялись вместе. Всеволод принципиально не стал переезжать на первый, хотя каждый раз, поднимаясь по лестнице на протезах, проклинал свою твердолобость. У самой двери оглянулся. Кивнул матери напоследок и неловко переступил через порог.
Первым делом — отмыться от смрада притона Лута. Слава богу, к помывкам он давно уже приспособился… Пришлось научиться. Потому что самым унизительным в этом всем для Севы стала именно невозможность себя обслужить. От этого чувство собственного достоинства в пыль втаптывалось. И сдохнуть хотелось со стыда, чтобы никогда его больше не испытывать. С горем пополам стащил штаны, открепил протезы, которые потом тоже нужно будет вымыть. Пересел на коляску и доехал до ванной. Когда Севе становилось особенно хе*ово, он заставлял себя думать о тех, кто не имел возможность купить все эти приблуды. Протезы, кресло… Кто не мог переоборудовать дом и ванную комнату под нужды ампутанта. Вот кому приходилось действительно х*ево.
На душ у Богатырева ушли сорок минут и последние силы. Думал, не уснет, но вырубило в момент. Утром проснулся под ор телефона. Пошарил на полке рукой, хотел уже отключиться, но взгляд зацепился за фото Маши, которое он поставил на входящий. Сердце ёкнуло — принимать или не принимать вызов. Он так и не нашел слов, которые бы объяснили хоть что-то! Мазнул пальцем по сенсору. Оказалось, что Мура не злилась. По крайней мере, он не обнаружил злости в ее голосе, как в тот ни вслушивался, в надежде услышать хоть что-то. Голос ее «мужика» услышать, если уж говорить начистоту… Сева хотел понимать, с кем ему придется тягаться. Знать врага в лицо, но тишина на заднем плане их разговора ничуть тому не способствовала.
С чего он вообще решил, что они провели ночь вместе? Ведь если все, что ему удалось узнать о Машке, правда, то ни о каких ночевках и речи не могло быть. Вряд ли Муре такое было позволено.
Сева спустился с постели, шипя обработал ссадины на культях и надел протезы. Когда это дерьмо с ним случилось, он мечтал о том, чтобы вновь отливать стоя, как все нормальные мужики. Он рыдал, как сопливая девчонка, из-за невозможности сделать это! Он вздернуться хотел… И сейчас возможность стоя пустить струю стала его маленькой каждодневной радостью, которую могли бы понять только те, кто прошел через то же, что и он сам. Да, отливать стоя — счастье!
Приведя себя в порядок, Сева спустился вниз. Мать нашлась в кухне.
— Эй, ты что здесь делаешь?
— Пытаюсь приготовить
— Завтрак? — моргнул Сева, замерев с банкой спортивного питания в руках. Как только у него появилась такая возможность, Богатырев возобновил тренировки. У него не было половины тела, но это не означало, что его оставшаяся часть не могла выглядеть хорошо. Возможно поэтому протезы и стали тереть — он хорошо раскачался за последнее время.
— Да! А что не так?
— Никогда не видел, чтобы ты готовила.
И правда. Не было такого на его памяти. Его мать больше по салонам красоты да фитнесам всяким специализировалась. Нет, она не была плохой, просто… в какой-то момент нянек в жизни Севы стало гораздо больше, чем матери.
Вика нервно бабахнула сковородкой по столу и, опершись о столешницу, низко опустила голову.
— Извини меня… Я… я была дерьмовой матерью для тебя.
— Только потому, что не пекла мне блинчики? Да, брось. Вполне возможно, что этим ты спасла мне жизнь, — пошутил Сева, слизывая йогурт с ложки. А мать… Она подняла на него свой неверящий растерянный взгляд и, наконец, рассмеялась. Громко, немного истерично, но Севе понравилось. Они тысячу лет не смеялись вместе.
— Ты вернулся… — качая головой, прокомментировала женщина. — Ты вернулся, Севка…
— Да… Я вернулся, ма.
Глава 15
— Привет! Ну, и что за сюрприз? — сверкая глазами, поинтересовалась Маша, запрыгивая в машину к Самохину. Шустрая такая, что он даже дверь ей открыть не успел.
— Ты что, меня возле окна ждала? Я только подъехал, а ты тут, как тут, — улыбнулся он, склоняясь к губам девушки. И по хрену, если кто-то увидит. Она — его.
— Еще бы! Люблю сюрпризы!
— Только и всего? — вскинул бровь Самохин, аккуратно поглаживая большим пальцем нежную кожу в золотой россыпи солнца.
— Нет… — Маша отвела взгляд, а потом уверенно так, почти с вызовом, бросила. — Я по тебе соскучилась очень.
Вот! Вот, чего он ждал! Этих слов! Потому что сам по ней скучал до бессонницы. Стоял у окна и курил, хотя тысячу лет назад бросил.
— Ты сигаретами пахнешь, — тут же заметила Маша.
— Не нравится, да? А я ведь честно пытался замести следы. Принял ванну с пеной, как барышни из кино, и два раза почистил зубы, — криво улыбнулся Дмитрий, вспоминая свои утренние приготовления. Он, пожалуй, еще никогда не собирался на свидание так тщательно. И не знал, то ли ему смеяться, то ли плакать, то ли вообще бросить анализировать каждый свой шаг и просто получать удовольствие.
— Мне все в тебе нравится, — шепнула ему куда-то в шею Маша, — только все равно не кури. Вредно это.
Бесспорно. Это даже на пачках сигарет уже лет двадцать большими буквами пишут. В общем, самое банальное замечание, но в нем столько всего! Какая-то трогательная забота, от которой у него, взрослого, ни черта не сентиментального мужика замирало сердце.
— Хорошо, — покладисто согласился Самохин и, наконец, ее поцеловал. Тронул губами губы, нежно, без капли настойчивости, повторил касание. Поцеловал уголок, провел языком, раскрывая и погружаясь в рот. От ее тихого вздоха кровь привычно вскипела и устремилась вниз. Пора брать себя в руки, либо весь его план накроется. С сожалением отстранившись, Дима хрипло спросил: