Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник)
Шрифт:
– Мне вааще на докторов везет, – разоткровенничался Ванька. – Когда уже в эту войну Аргунское ущелье брали, меня снайпер по кумполу приложил. Так по каске пулей звякнуло, что я сутки как чумной ходил. Главное, крови почти не было – ссадина да шишмарь, видать, о сталь срикошетило и по темени щелкануло. Аж тошнило от головной боли – точь-в-точь как с похмелья! Обратился в медпункт. Наш док – капитан медицинской службы – глянул и говорит, дескать, у тебя мозговая контузия, в медсанбат госпитализация требуется. А мне стыдно с такой ерундой ложиться. Я – ни в какую. Тогда он достает бутылку спирта и блысь – полстакана мне А потом столько же себе. Давай, говорит, мозги сотрясенные на место ставить. У тебя, грит, их от пули перекосило, а у меня от солдатиков-срочников убитых. Я, говорит, сегодня пятерых пацанчиков на вертушке «грузом-200» по домам отослал. Короче, дернули мы спирта, после я еще водки у чечиков купил – башни-то нам и расклинило. Пришел на позиции в дымину пьяный, поспал, а утром похмелился – и куда та контузия делась… Доктора – полезный народ. Давайте за медицину еще по одной!
Новокрещенов огляделся – только они вдвоем оставались за столиком. Жизнь на пятачке уличного кафе замерла. Ночной официант позевывал в кулак, прислонясь спиной к урчащему монотонно холодильнику с запасами невостребованной пока еды и выпивки, откуда-то появилась заспанная тетка-уборщица в синем халате, терла яростно тряпкой свободные столики, смывая следы посетителей, косилась раздраженно в сторону Новокрещенова и Ваньки – того и гляди не вытерпит, шуганет засидевшихся.
– Слышь, Вань, – сказал Новокрещенов – Выпить-то можно, да я нынче не при деньгах.
– Да какой базар, док! – возмущенно взмахнул тот длинными, ухватистыми руками. – Я ж угощаю!
– Ну и добро. За мной тоже не пропадет. Сочтемся. Давай-ка перебазируемся куда-нибудь поближе к природе. Пойдем за речку, в дубовую рощу, на травке поваляемся, там и выпьем.
– Сей момент, док! Пока эта лавочка не закрылась, возьму выпивку и сухпай. Пиво будете пить?
– Лучше водочки…
– Водочка – само собой.
– Тогда буду! – мотнул головой Новокрещенов и, качнувшись, поднялся из-за стола.
Дальний берег манил прохладой, отстраненностью от городской суеты. Новокрещенову отчего-то казалось всегда, что именно там, на противоположном речном берегу, особенно пустынно и тихо, хотя вполне вероятно, что и откуда какой-нибудь бедолага засматривался тоскливо на эту, потустороннюю для него жизнь и думал о том же.
Чтобы попасть в заречную рощу, требовалось пересечь разомлевшую под солнцем реку по дощатому переходному мосту. Не торопясь, вольно спустились по белым, отполированным тысячами ног до мраморного сияния бетонным ступеням набережной. Ванька Жмыхов осторожно, поддерживая под неверное дно, нес полиэтиленовый пакет, под завязку наполненный выпивкой и снедью, а Новокрещенов пошатывался размягченно, заплетался ногами, но сознание его оставалось на удивление ясным, будто это он, а не рассказавший эту историю Ванька, сбросил, оторвав клок прилипших с кровью волос, тяжелую каску, примятую ослабевшей на излете снайперской пулей, и заботливый полковой доктор, знающий универсальное средство от всех болезней, влил в него добрый глоток опалившего небо спирта, поправив тем самым контуженную и заклинившуюся, как башня подбитого танка, голову…
Как и метилось Новокрещенову издалека, роща встретила их влажным сумраком, угасающими рукоплесканиями узорчатых листьев на зеленеющих в поднебесье кронах вековых, невозмутимо-спокойных, всякого на своем веку повидавших дубов. Углубившись по едва заметной в разнотравье тропинке в чащу, набрели на лужайку – тихую, подсвеченную сверху неназойливым солнцем, с желтыми конопушками цветущих одуванчиков и белыми звездочками полевых ромашек.
– Давайте здесь остановимся, а то в тени комары сожрут! – предложил Ванька, бережно опустив на травку пакет со звякнувшими обреченно бутылками.
Новокрещенов с готовностью сел, подогнув под себя ноги, не заботясь о чистоте джинсов, мигом покрывшихся клейкой прозеленью от ломких травяных стеблей. Ванька достал из пакета несколько бутылок пива, сверток с «сухпаем», две плоские, как блины, картонные тарелочки, пластмассовые вилку и ложку, одинокий граненый стакан и в завершение с самого дна извлек прозрачную бутылку водки, показал этикетку:
– Во, «Столичная»! Лет двадцать не пробовал!
– С одной бочки льют, только называют по-разному, – пренебрежительно хмыкнул Новокрещенов, но выпил с удовольствием и, возвращая Ваньке стакан, спросил, откинувшись расслабленно на бок: – Одного я не пойму, Жмыхов. Как ты, бывший зэк, в армию попал?
– Дурное дело нехитрое, – хохотнул тот, слюнявя горлышко пивной бутылки. Потом, рыгнув, утерся конфузливо замызганным рукавом камуфляжной куртки и, взрезая жесть банки со шпротами, принялся рассказывать: – Я, когда от хозяина откинулся, вроде не при делах оказался. В деревню возвращаться не хотелось – чего там делать? Быкам хвосты крутить? Приехал домой после отсидки – батяня с мамкой умерли. Деревенские-то, они только в книжках долго живут, мол, свежий воздух да труд физический. Фигня это все. Пашут как проклятые, а всю жизнь в одной телогрейке ходят. Брательнику моему младшому только двадцать два – уже язва желудка. Зато и в армию не взяли. Ну, выпивает, не без этого. А как с той жизни не пить? Зарплаты нет, что есть на подворье – тем и живут. А тут женился еще, братишка-то, невестку привел. Глянул я на них – ладно, говорю, оставайтесь, пользуйтесь тем, что от родителей досталось, и сам в город. Тут-то жизнь всегда сытнее была, здоровше…
– Да ну? – засомневался Новокрещенов.
– Точно! Я и тюрьму, и три войны прошел, и водочки поболе брата употребляю, а подкову, к примеру, запросто разогну.
– Залива-а-ешь, – покачал головой Новокрещенов. – Знаешь, что подковы-то нынче не найдешь, вот и хвастаешься. Как проверишь?
– Запросто, – раззадорился Ванька, – денежка металлическая есть?
– Посмотрим… – Новокрещенов пошарил в кармане, извлек пятирублевую монету, подал Ваньке. Тот зажал ее между пальцами, сдавил и показал серебряный полумесяц.
– Ах, ты… – уважительно выдохнул Новокрещенов.
Ванька хохотнул довольно, высунул розовый язык, положил на него то, во что превратилась монетка, сглотнул. Потом, взяв бутылку, широко открыл губошлепый рот и плеснул туда водки – не дрогнув кадыком, как в воронку. Крякнул удовлетворенно и шлепнул себя ладонью по животу. – Во! И никакой язвы. Я еще стаканы стеклянные на спор жевал…
– Это ты брось, фокусник! – Новокрещенов опасливо отодвинул от него граненый стакан. – А то пить не из чего будет. А я, как ты, из горлышка, не могу.
– Интеллигенция, – сочувственно кивнул Ванька и продолжил рассказ: – Перекантовался после зоны в одной… охранной структуре, а тут война в Чечне началась. Я и махнул в Тулу. Там десантная дивизия дислоцируется. Военный билет – на стол, про судимость – молчок. А меня и не спрашивали особо. На медкомиссию – и вперед, по контракту. Воевал в разведроте. Духи – они против пацанов-срочников смелые были. А как на серьезных парней нарвались – сразу остыли. Я ведь кавказцев и раньше по армии да по зоне знал. Понтовилы они те еще… Гордая нация… Срал я на их гордость. За копейку и споют, и спляшут. Наш-то мужик покрепче будет. И воюем мы лучше. Если бы Борька, синюга долбаный, нас не сдал, мы б их еще в первую чеченскую дожали…