Не вижу зла
Шрифт:
– Это зависит от того, с кем вы в данный момент разговариваете, – заметил Джек.
– Собственно говоря, в последнее время я разговаривал со многими людьми. Если хотите знать, пару часов назад я беседовал о вас с Алехандро Пинтадо.
Между ними возникла неловкость, уж слишком суровым для такой праздничной обстановки было выражение лица одного из самых старых друзей Гарри.
Гарри поморщился.
– А, бедный Алехандро. Я читал о его сыне и все собираюсь черкнуть ему пару слов. Кошмарная история.
– Да, – согласился Торрес, не сводя взгляда с Джека. – Ужасная, просто
– Как он держится? – спросил Гарри.
– Настолько хорошо, насколько это вообще возможно. – И он снова взглянул на Джека, потом добавил: – Разумеется, время от времени у него случаются срывы.
– Знаешь, передай ему мои наилучшие пожелания, – сказал Гарри.
– Хорошо, я так и сделаю. Вообще-то говоря, я оставил его в прекрасном расположении духа. Я не вправе вдаваться в подробности – судебная тайна и все такое, – но, думаю, очень скоро мы предъявим обвинение. С учетом того, что семья потерпевшего проживает в Южной Флориде, дело было назначено к слушанию в округе Майами.
– Я так и думал, – произнес Джек.
– Да. Алехандро попросил меня лично заняться этим делом. Это несколько необычно для федерального прокурора – выступать обвинителем в конкретном случае. Но Алехандро – мой хороший друг. Я сказал ему, что выполню его просьбу.
– Очень любезно с вашей стороны, – заметил Джек.
– Это самое малое, что я могу для него сделать, – заявил Торрес.
На заднем дворе, по другую сторону распахнутых настежь дверей в стиле «а-ля Калифорния», внезапно смолк оркестр. Солист схватил микрофон и объявил:
– Мы почти созрели для торта. Не мог бы именинник начать пробираться поближе к сцене, пожалуйста?
– По-моему, это обо мне, – сказал Гарри. – Рад был снова встретиться с тобой, Гектор. Спасибо, что пришел.
– Я бы ни за что не пропустил такого события.
– И спасибо вам еще раз за добрые слова, – добавил Джек.
Гарри отошел, и Джек уже собрался последовать за ним, когда Торрес взял его за рукав и удержал на месте. Голос его был чуть громче шепота, так что в шуме вечеринки его никто не мог услышать, кроме Джека.
– Мне очень неприятно разговаривать с вами об этом в день рождения вашего отца, но я должен сказать это. Ради всего святого, держитесь подальше от дела Пинтадо.
– Этот совет исходит от вас или от Алехандро?
– От нас обоих. И, если понадобится, я сделаю так, что вы услышите его и от своего отца.
Джек негромко и беззаботно рассмеялся.
– Неужели вы думаете, что этоможет остановить меня?
– Если вы так умны, как о вас говорят, то да.
– Вы ведете себя неподобающим образом, мистер Торрес.
– А вы ввязываетесь в дело, которое вам не по зубам, мистер Суайтек.
Джек встретил его взгляд – на лице прокурора не было даже намека на улыбку.
– Еще посмотрим.
Джек повернулся и начал пробираться сквозь толпу, минуя улыбающихся доброжелателей и направляясь к своему отцу на сцене. Ему пришла в голову мысль: не мог ли Торрес пронюхать что-нибудь – например, узнать о личных мотивах, почему Джек намеревался защищать Линдси Харт. Или он просто стремился уберечь от неприятностей своего старого друга
Добравшись до сцены, он попал в объятия мачехи. Джек тепло обнял ее в ответ, но при этом повернул так, чтобы бросить последний взгляд на Гектора Торреса и ликующую толпу.
Федеральный прокурор все так же без улыбки смотрел на него.
Глава девятая
Джек встретился с Линдси за завтраком в «Дели Лейн», популярном кафе со столиками на тротуаре в южной части Майами. Проезжая часть и тротуар были вымощены чикагской плиткой, и аккуратный ряд молодых дубков, одинаковой высоты и даже размаха ветвей, высаженных через равные промежутки, придавал улице диснеевский вид. Влажная духота загнала большинство посетителей внутрь, но они с Линдси выбрали столик снаружи, в тени большого зонта. Каждые несколько минут мимо них пробегал трусцой или проходил очередной энтузиаст здорового образа жизни, а поблизости отирался бродячий терьер, вынюхивая упавшие кусочки бекона или французских тостиков. Сам того не желая, Джек слышал разговор сидящих за соседним столиком дамочек, прошедших курс косметического омоложения. Одна из них намеревалась подать в суд на своего пластического хирурга, за то что тот чрезмерно увеличил ей грудь, но теперь она была в совершеннейшем отчаянии, потому что («Только представьте себе, дорогуша») супруг взял да и свел на нет ее попытки обвинить врача в непрофессионализме, послав ему благодарственное письмо на двух страницах и бутылку дорогущего шампанского «Дом Периньон».
Дамочки наконец покончили со своими тремястами калориями в день, разделили пополам счет до последнего пенни и укатили в своих респектабельных и крайне неэкономичных внедорожниках, оставив Джека и Линдси одних, так что они могли спокойно поговорить. За кофе Джек выложил свои тревоги.
– Все твердят мне, что вы виновны.
– Я предупреждала вас, что так и будет, – ответила Линдси. – Все оттого, что они не знают, о чем говорят.
– Отец Оскара говорил о вполне конкретных вещах.
– Прошу прощения за подобное выражение, но отец Оскара просто жопа с ручкой.
– Я знаю его недостаточно, чтобы вступать с вами в дискуссию по этому поводу. Но он действительно знаком с некоторыми влиятельными людьми. И он не хочет, чтобы я представлял ваши интересы.
– Разумеется, нет. Он никогда не вел честную борьбу.
– Не забывайте, он потерял сына, так что ваше представление о справедливости может оказаться ложным. Я не говорю, что он прав, но, похоже, его искренне беспокоит судьба внука.
Голос у нее дрогнул, когда она ответила:
– Он сам дьявол, Джек. Не думаю, что Алехандро взял да и сказал открытым текстом, что я застрелила мужа, но почему-то всякий раз, после того как он видится с Брайаном, мне приходится объяснять ребенку, почему многие люди уверены в том, что я убила его отца.
Джек медленно выдохнул. Ему пришлось напомнить себе, что в каждом убийстве главными действующими лицами всегда были невинные жертвы. Причем жертвы эти никогда не были единичными.