Не вижу зла
Шрифт:
– Мне жаль это слышать. Однако прежде чем вы начнете ругать всех кубинцев подряд, должен вас предостеречь: я сам наполовину кубинец.
– Нуда, как же.
– Это правда. Моя мать была кубинкой. Я не был воспитан в кубинском духе, но…
– Тогда вы не кубинец. Можете обманывать себя, если вам так угодно, но, если вы не были воспитаны в этой общине, вы неявляетесь ее частью. Всю свою замужнюю жизнь я старалась стать для них своей, но для Алехандро я была все равно что инопланетянкой.
– Линдси, не уводите разговор в
– Именно об этом я и веду речь. Вы боитесь защищать меня. Вы боитесь Алехандро Пинтадо. Вы боитесь, что, если станете защищать женщину, которую обвиняют в убийстве его любимого сына, это еще больше отдалит вас от общины, частью которой вы все равно никогда не сможете стать.
– Это нечестно.
– Не говорите мне о честности. Спросите моего мужа, что это такое.
Джек выдержал удар, хотя Линдси, похоже, уже пожалела о своих словах.
– Поверьте мне, – сказал он, – я очень сожалею о том, что случилось с вашей семьей, и я просто обязан сделать все, что в моих силах, для вашего сына.
– Очень приятно слышать это. Но позвольте мне сказать вам кое-что насчет обязанности. Это ведь не просто слова.
А вот такие речи ему уже доводилось слышать раньше.
– Я говорю это не только для того, чтобы доставить вам удовольствие. Я действительно считаю, что Брайан в этом деле – самый главный.
– А Линдси может проваливать к черту, – презрительно фыркнула она.
– Я этого не говорил.
– А вам и не нужно. Так почему бы вам самому не пойти к черту, Джек?
– С чего это вдруг?
– Потому что вы ведете себя так, словно мне больше не к кому обратиться. Я вам не какая-то забитая супруга, которая следовала за мужем по всему миру, переезжая с одной военной базы на другую. Я встретила нескольких очень интересных людей – людей, которых я назвала бы друзьями. – Она вынула из сумочки сотовый телефон и начала просматривать список абонентов в адресной книге. – Вот, взгляните, пожалуйста, – сказала она, демонстрируя Джеку цифры и фамилии. – Я могла бы позвонить Джейми Даттон. Она работает в Государственном департаменте. Нэнси Милама. Она замужем за Тони Милама, председателем Объединенного комитета начальников штабов. Вот такие люди. Я могу позвонить им, если понадобится. Они мне помогут.
– Ну, так позвоните.
– А я не хочу им звонить. Я обратилась к вам только потому, что решила: эта работа как раз для вас. Я подумала, что вы сможете сделать доброе дело, противостоять такому человеку, как Алехандро Пинтадо, и выяснить, кто на самом деле убил приемного отца вашего сына. Но выясняется, что у вас не хватает смелости даже на то, чтобы отыскать собственные яйца.
Он попытался обуздать свой гнев, попытался напомнить себе, что перед ним сидит женщина, которую обвиняют в убийстве отца ее сына. Но он не был Иовом.
– Линдси, или прямо сейчас вы возьмете себя в руки, или мы с вами расстанемся.
Она взглянула на него, и в ее глазах отразилась целая буря чувств. Гнев. Разочарование. Снова гнев.
– Раньше я держала язык за зубами, Джек, но сейчас скажу
– Будьте осторожны. Потому что это может быть последний раз, когда я стану слушать.
Казалось, она вот-вот взорвется.
– Я знаю, что вы просто играли со мной вчера, когда заявили, будто не знали о том, что Брайан страдает глухотой.
– Это была не игра. Я понятия не имел о его болезни.
– Несмотря на то счастье, которое даровал Брайан мне и Оскару, время от времени меня все равно посещают эти ужасные мысли.
– О Брайане?
– Нет. Не о Брайане. О его биологических родителях. Я думала: знали ли они о том, что он глухой? И не по этой пипричине отдали его на усыновление? Мне казалось, что это ужасно – думать так о людях, которые поделились со мной таким бесценным даром. Я чувствовала себя виноватой уже просто оттого, что такие мысли приходили мне в голову. Но теперь, когда я встретилась с вами лицом к лицу, теперь, когда я узнала вас и поняла, что вы собой представляете, я должна признаться: чувство вины ушло.
Джеку захотелось сказать что-нибудь в свое оправдание, но мыслями он унесся к Джесси. К красивой, замечательной, невероятно эгоцентричной Джесси. Он ненавидел себя за то, что думал так о ней. Но, быть может, в этоми крылась причина того, почему она отдала ребенка на усыновление.
И презрение Линдси стало ему чуть-чуть понятнее.
Она поднялась и бросила на стол десятидолларовую банкноту, чтобы заплатить за себя по счету.
– Прощайте, мистер Суайтек. И примите мои поздравления. Я думаю, в вашем эгоцентричном мирке как раз хватит места и для мистера Пинтадо.
Джек сидел в молчании, глядя в никуда, не в силах понять, отчего ему стало так плохо, когда Линдси повернулась и пошла прочь.
Глава десятая
– Она держит тебя на коротком поводке, – заявил Тео.
– Ты думаешь? – обронил Джек.
– Сколько раз я доводил тебя до белого каления, когда сидел на скамье смертников?
– Примерно раз в две недели.
– Видишь. Прошло десять лет, а я все еще не могу избавиться от тебя.
Джек уже совсем собрался заметить приятелю, что это его дом, что они готовят его продукты и что Тео каждый уик-энд регулярно усаживает свою тушу на диван Джека, так что это еще вопрос, кто от кого не может избавиться. Но потом решил не заострять на этом внимания.
Тео вновь сосредоточился на приготовлении еды. Он обжаривал два толстенных стейка из тунца в хрустящей корочке из лимонного перца, кунжутных зерен и имбиря. С лопаточкой в руке и засаленным белым фартуком вокруг талии он походил на повара из ресторана быстрого обслуживания. В глазах большинства людей Тео выглядел малым, чье представление об ужине из семи блюд не простирается дальше пачки чипсов и упаковки из шести банок пива, но на самом деле он был очень неплохим поваром. Ему нравилось готовить, и, подобно большинству хороших поваров, он не терпел, когда кто-то путался у него под ногами в кухне.