Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
– Ох… - Анастасия Игнатьевна опустилась в кресло.
– И у нас будут деньги! Миша знал человека, который нас бы перевез на Большую Землю! И там бы документы сделал. Мы бы поженились сразу!
– Сколько вам лет? – спросил Бекшеев.
– Пятнадцать!
– Будет, через месяц, - тихо добавил Сомов.
– И что? Бабушка моя, ты сам рассказывал, в пятнадцать замуж вышла! И жила с мужем в любви и согласии! И я тоже бы… мы бы поженились. И уехали вдвоем.
– Куда?
– Не знаю! Куда-нибудь! Главное отсюда! От
– Теперь нам нужно постараться и найти того, кто убил вашего… - Бекшеев посмотрел на Сомова. – Жениха.
– Так… он и убил, - Софья указала на папеньку. – Или матушка. Она, как узнала про письма, вся искричалась. И пригрозила меня запереть! И даже без сладкого оставила!
– Ужас какой.
– Да! А еще сказала, что к тетке отправит…
– Моя сестра живет в Петербурге. И овдовела еще в войну, - очень тихо и как-то виновато произнесла Сомова. – Мне подумалось, что это будет неплохим решением проблемы. Что… эта влюбленность, она пройдет.
– Нет! Я вас не прощу! – Софья вскинула руки и вдруг разрыдалась. – Никогда не прощу!
Слезы из глаз её катились крупными бусинами.
– Погодите, - Бекшеев покачал головой, и Сомова, готовая рвануть к дочери, осталась на месте. – Я, конечно, уверен, что ваш батюшка – человек многих талантов…
Градоправитель тяжко вздохнул.
– Но право слово, не уверен, что он способен…
– Способен!
– Чисто физически. Михаила убили в лесу, на побережье. Добраться туда на машине не выйдет, а… представить вашего отца, прыгающим по камням…
Сомов засопел.
Да, к своим годам он обрел ту округлость, что свидетельствует о достатке и стабильности.
– Я не могу. Как и вашу матушку. Тем более шею свернуть…
Софья всхлипнула.
– Наняли кого?
– Зачем? – спокойно поинтересовался Бекшеев. – В конце концов, ему достаточно было и вправду отослать вас.
– Миша поехал бы следом!
И это тоже весьма вероятно. Только… как сказать влюбленной девочке, что эта любовь – не то, чтобы ненастоящая. Скорее уж она как весенняя оттепель, сегодня есть, а завтра…
Петербург.
И совершенно иное общество. Кавалеры, которые у прехорошенькой Сонечки определенно будут. Театры, музеи, выставки. Суаре и небольшие девичьи посиделки в кафе. В кафе, которое Мишка Яжинский себе точно не позволит.
Галереи. Модные дома.
Все то, что будет манить. И там в какой-то момент эта вот любовь отойдет в прошлое, тихо и безболезненно. Для Софьи.
– Если бы его отец пустил, - нашелся Бекшеев. – Он ведь тоже не знал. И вряд ли бы обрадовался побегу наследника.
– Это да, - Софья успокоилась так же быстро, только слезинки еще дрожали на концах ресниц. – Он был таким… просто жуть! А еще Мишка рассказывал, что если узнает, так все заберет. До копеечки.
– Вот. И вашему отцу достаточно было лишь поставить в известность отца Михаила… зачем
– Я не знаю! – Софья упала в кресло и обняла себя. – Но… кто тогда?
– А вот это я и хочу выяснить. Вы ведь мне поможете?
– Чем?
– Рассказом. Что вы знали. О камнях? Их Михаил в шахте нашел?
– Да.
– А где именно?
– Не знаю. Не помню. Он говорил что-то такое… то ли три дробь четыре, то ли четыре дробь три. То ли вообще тридцать четыре.
То ли сорок три, мысленно добавил про себя Бекшеев.
– Но три и четыре там точно было.
– Это клад или жила?
– Это камни! – Софья поглядела на него, как на дурака. – Просто камни.
– А как они лежали? Кучкой? В платке там, коробке? Или в стене были?
– Мне откуда знать-то? Я там не была.
Все-таки с бумагами было много проще, чем с людьми. Бекшеев подавил тяжкий вздох.
– А много было там камней?
– Мишка сказал, что нам хватит на год. И больше. И что он не все продаст, потому что ему явно дают меньше, чем они стоят. Но тут больше не к кому пойти. А там, в Петербурге, он найдет, где их продать…
– Он не говорил, кто ему здесь помогает?
– Нет. Но я все равно знаю!
– Откуда?
– Подсмотрела! Мы гуляли… я из дому ушла, сказала, что к Лизке. Вот. И гуляли. В порту. Там так интересно! Только воняет очень! Мишка сказал, что у него дело одно… и ему надо переговорить. Ну, с человеком. Что тот одно обещал, а другое дал. Когда Мишка ему камни оставил в прошлый раз. Я так и не поняла. Он меня в одной лавочке оставил, там всякую всячину продавали, и я даже себе шкатулочку купила премиленькую, из ракушек… вот. А он пошел. И я выглянула. Интересно же ж…
Сомов устало прикрыл глаза.
– А он там стоит. И говорит. И еще руками машет, значит, злится. Он всегда руками махать начинал, когда что-то не так… такой смешной! Вот…
– Вы хорошо разглядели этого человека.
– Ага.
– И знаете его?
– Ну… мы, конечно, представлены не были…
– София, - дрогнувшим голосом произнесла Сомова. – Просто назови имя.
– Имени не знаю. Фамилия такая смешная… Баринов или Барин, или что-то такое…
– Барский?
– Вот! Точно. У него еще усики. Кто сейчас усики носит? Это же совершенно немодно!
Все сходилось.
Только…
Как-то все равно понятнее не стало.
– И вот что мне теперь делать? – ворчливо поинтересовалась Софья. – Не в монастырь же в самом-то деле…
– В Петербург, - посоветовал Бекшеев. – И в самом деле съездите туда. Город красивый. А вы печаль развеете…
Взгляд Сомовой преисполнился искренней благодарности.
В кабинете Сомов налил себе рюмку коньяку, правда, дверь предварительно запер и штору чуть прикрыл.
– Будете? Нет? А я не могу… нервы в последнее время стали… совершенно ни к черту… ваше здоровье.