Небесная голубизна ангельских одежд
Шрифт:
По словам Пятакова, Ашберг обещал снять особняк в Париже, «по своему стилю подходящий под продаваемые товары», в котором для «возбуждения интереса среди соответствующих иностранных кругов» будут выставлены русские иконы. В этих целях глава Мосторга Ангарский должен был прислать две-три иконные коллекции в Париж и еще одну лично для Ашберга, очевидно в качестве благодарности за помощь [569] . Переговоры, видимо, начались еще зимой 1928 года. Ашберг должен был приехать для подписания договора в июле, но задержался до осени. О результатах поездки он писал шведскому искусствоведу Хельге Челлину (Helge Kjellin):
569
РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1012. Л. 60, 88.
Вчера (21 октября 1928 года. – Е. О.) я вернулся домой из поездки в Россию… Они (русские. – Е. О.) хотят создать со мной совместную компанию мирового масштаба, но я пока не готов решиться на это [570] .
О деталях проекта узнаем от Ангарского: Госторг хотел передать Ашбергу право представлять советские интересы в иконном бизнесе в Европе и Америке на условиях совместной реализации под контролем советских торгпредств. Ашберг должен был внести аванс. «Эту сумму, – писал Ангарский, – я скромно пока определил в 50 000 долларов». Все расходы по организации выставок стороны должны были нести поровну. Эти условия Ангарский считал минимальными [571] . При этом он сомневался в твердости намерений Ашберга, указывая на то, что банкир «ничего реального не предлагает», и был прав. Создать совместный консорциум с Ашбергом Госторгу не удалось [572] .
570
Abel U., Moore V. Icons. Р. 11.
571
РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1012. Л. 88 об.
572
Ю. А. Пятницкий считает вероятным участие Ашберга в организации распродажи русских икон, но доказательств не приводит. Пятницкий Ю. А. Древнерусские иконы и антикварный мир Запада. С. 326.
573
Abel U., Moore V. Icons. Р. 11.
574
Ibid. P. 12.
575
Пятницкий Ю. А. Указ. соч. С. 357–358.
Альтернативу выставке-продаже икон в особняке Ашберга в Париже представляло предложение из Германии. В том же письме Ангарский сообщал:
Аналогичное предложение мы имеем из Берлина, где предполагается устроить выставку русских старинных икон без продажи, а затем уже, вызвав интерес к этому делу – организовать аукцион. Для того, чтобы вызвать интерес к иконам, мы готовы даже составить для выставки, но не для продажи, музейную коллекцию [576] .
576
РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1012. Л. 88.
Этот план был воплощен в жизнь. Первая советская выставка русских икон на Западе не ограничилась Берлином, а совершила длительное мировое турне, став открытием древнерусского искусства для десятков тысяч людей.
Часть IV. Красные передвижники: Первая советская выставка русских икон на Западе
Глава 1. Планы и люди
Идея показать русские иконы на Западе появилась задолго до начала форсированной индустриализации, массового экспорта произведений искусства из СССР и создания «Антиквариата». Да и замысла искать за рубежом покупателей на иконы в то время не было. В 1913 году под впечатлением от успеха выставки древнерусского искусства, прошедшей в Москве, Павел Муратов мечтал, что «не успеет пройти три-четыре года», и Европа будет мечтать о подобной выставке, а «русская иконопись войдет почетной гостьей в западные музеи» [577] . Мировая война и революция в России отсрочили воплощение этой мечты. Но стоило хаосу поутихнуть, и о заграничной выставке древнерусского искусства заговорили вновь. По свидетельству Грабаря, в начале 1920-х годов немецкие художники-модернисты, археологи и историки искусства, которые бывали в Москве и знали о расчистке древнерусских икон, предложили показать их в Германии. Однако в то время, как пишет Грабарь, никто не хотел давать денег [578] .
577
Муратов П. Выставка древне-русского искусства в Москве // Старые годы. Ежемесячник для любителей искусства и старины. Апрель. СПб., 1913. С. 32.
578
Грабарь И. Письма. С. 158.
Во второй половине 1920-х годов появились зарубежные спонсоры. Франкфуртский St"adtelsches Institut выразил готовность дать средства для показа русских икон в своих стенах. В декабре 1926 года Грабарь вел переговоры, и не только в Германии, но и в Австрии, во Франции и в Англии [579] . В то время он осторожно говорил о составе и целях выставки:
…само собою разумеется, что мы не можем двигать с мест наших главных памятников, сосредоточенных в храмах, а отчасти в музеях…; я предполагаю двинуть все же весьма замечательный материал, найденный в разных рухлядных и на колокольнях и не вошедший в состав музеев [580] , а затем первоклассный по своей значительности и ценности материал из частных собраний. Часть собственников готовы продать принадлежащие им вещи, часть дают только на выставку, но никоим образом не на продажу. Среди этих икон есть уникальные, древнейших эпох. Материал из государственного музейного фонда продаваться не будет, но он предназначен для обмена с западными музеями на картины старых и новых мастеров, нам нужных [581] (выделено мной. – Е. О.).
579
Там же.
580
Очевидно, что Грабарь имеет в виду иконы, найденные в годы Гражданской войны Комиссией по сохранению и раскрытию памятников древней живописи в России. После ее преобразования многие из этих икон оказались в реставрационных мастерских, которыми заведовал Грабарь. К числу «замечательного материала, найденного в разных рухлядных и на колокольнях», который Грабарь планировал «двинуть» на Запад, можно, например, отнести знаменитые иконы звенигородского чина, которые были найдены Г. О. Чириковым в сарае около Успенского собора под завалами дров. В то время эти иконы считались, наравне с «Св. Троицей», лучшими работами Андрея Рублева.
581
Грабарь И. Письма. С. 158.
Ехать на предполагавшуюся выставку должны были Грабарь, а также Чириков и еще два реставратора – для демонстрации расчистки икон и выполнения возможных заказов. О Госторге и торговцах пока не было ни слова.
Дело медленно, но двигалось. Весной 1927 года идея выставки получила одобрение наркома просвещения Луначарского [582] , и в начале лета коллегия Главнауки Наркомпроса дала добро [583] . Были готовы и договор, и список предварительных расходов [584] . Открыть выставку Грабарь планировал в сентябре, но, несмотря на одобрение музейными властями и то, что расходы оплачивали немцы, выставка тогда не состоялась. Видимо, отсутствовал главный спонсор: в 1927 году особой заинтересованности у советского руководства в этой выставке не было. Поэтому закономерно, что советская выставка русских икон на Западе состоялась не в нэповском 1927-м, а в сталинские 1929–1932 годы – время форсирования индустриализации и массового экспорта художественных ценностей из СССР. Именно тогда у выставки появился покровитель гораздо более влиятельный, чем франкфуртский институт, – сталинское руководство, оказавшееся в тисках острейшего валютного кризиса. Нужда в валюте решила все. После того как вместо ВОКС [585] в 1928 году выставкой заинтересовался Госторг, идеи и планы стали воплощаться в жизнь, а предполагаемое турне стремительно расширилось. Наряду с центрами антикварных аукционов, Парижем [586] и Лондоном, а также более скромными европейскими столицами, Берлином и Веной, разговор пошел об отправке икон туда, где, по убеждению организаторов, водились по-настоящему большие деньги и щедрые коллекционеры, – в Соединенные Штаты Америки.
582
См.
583
Коллегия Главнауки рассмотрела доклад Грабаря на заседании 6 июня 1927 года. Главнаука не возражала против продажи части выставленных икон, оговорив, что «для реализации могут быть отобраны только те иконы музейного значения (! – Е. О.), которые не могут быть использованы для экспозиции в наших музеях» (ОР ГТГ. Ф. 106. Д. 16759). О роли Грабаря в подготовке выставки см. также: Salmond Wendy R. How America discovered Russian icons // Jefferson J. A. Gatrall and Douglas Greenfield, eds. Alter Icons. The Russian Icon and Modernity. Pennsylvania State University Press. 2010.; Пятницкий Ю. А. Древнерусские иконы и антикварный мир Запада.
584
ОР ГТГ. Ф. 106. Д. 16778.
585
Всесоюзное общество культурной связи с заграницей (ВОКС) – советская общественная организация. Основана в 1925 году. В 1958 году преобразована в Союз советских обществ дружбы.
586
Выставку икон в Париже предполагали открыть на Рождество, 25 декабря 1930 года. Свое содействие в организации предлагало общество «Икона», основанное русскими эмигрантами в Париже. Однако эти планы не осуществились. Грабарь хотел отправить выставку также и в Рим. См.: Грабарь И. Письма. С. 227; 366–367, сн. 288; 371, сн. 6.
Так выставка стала слугой двух господ. Ее устроители, Наркомторг и Наркомпрос, представляли одно советское правительство, но должны были преследовать противоположные цели. Торговцы видели в выставке рекламу товара и требовали показать как можно больше шедевров, лелея надежду кое-что продать с самого показа или по соседству с ним. Просвещенцы должны были стоять на страже национального художественного достояния и пропагандировать исключительно культурные и научные задачи: познакомить Запад с недавно сделанным в России открытием мирового масштаба – древнерусским искусством. Однако, как покажет дальнейший рассказ, грань между торговцами и просвещенцами в реальной жизни часто стиралась. Острый валютный кризис, в который советское руководство ввергло страну на рубеже 1920–1930-х годов, намертво связал коммерческие и научно-просветительские задачи выставки: только благодаря кровной заинтересованности в выставке торговцев просвещение Запада состоялось, но достижение мировой славы русской иконы оказалось чревато риском распродажи музеев.
Идеи реализуются в жизнь энергией конкретных людей. Заграничная выставка икон готовилась неспокойным триумвиратом искусствоведов Игоря Эммануиловича Грабаря и Александра Ивановича Анисимова, а также торговца Абрама Моисеевича Гинзбурга, первого председателя «Антиквариата» [587] .
В первые послереволюционные годы Грабарь был связующим звеном между советской властью и музейной интеллигенцией, теперь, в конце 1920-х годов, он стал «связным» между музейными работниками и торговцами. К этому времени позиция Грабаря уже существенно отличалась от его более раннего видения выставки. Перемены в стране произошли огромные. Укрепившееся сталинское руководство, начав форсировать промышленное развитие при отсутствии необходимых на то золотовалютных средств, лихорадочно искало экспортные ресурсы. Именно в это время, 8 августа 1928 года, Грабарь написал в Госторг [588] . Из письма следует, что он считал своим долгом указать на промахи Госторга в деле реализации за границей музейных ценностей, особенно икон. По его мнению, Госторг продавал товар задешево. Грабарь поучал торговцев:
587
Со стороны Главнауки в комитет выставки входили Грабарь, Анисимов и его заместитель в ГИМ Силин, знаток иконописи, коллекционер, а до революции владелец магазина икон и церковной утвари в Москве. Участие Силина в подготовке выставки, однако, было коротким – оно в декабре 1928 года оборвалось неожиданной смертью. В документах об отправке икон в Берлин упоминается и «представитель выставочного комитета Наркомпроса С. П. Григоров», который участвовал в упаковке икон (ГАРФ. Ф. 2307. Оп. 14. Д. 18. Л. 2). Госторг в комитете представлял Т. И. Сорокин. Его фамилия часто встречается в документах, но о нем самом известно мало. Осенью 1929 года, когда две специальные комиссии подряд, вначале Эйсмонта, а затем Наговицына, проверяли деятельность «Антиквариата», Гинзбург был обвинен в привлечении к работе «спекулянтов». Среди них был назван и «миллионер Сорокин». «На самом деле, – писал, оправдываясь, Гинзбург, – этот Сорокин является старым подпольщиком, которого хорошо знает тов. Ангарский, сидевший с ним в тюрьмах, и который стоял во главе военно-революционной организации в Харькове в 1905 и 1906 гг. Политэмигрант, бежавший за границу в 1907 г., студент Сорбоны (так в документе. – Е. О.) – никаким миллионером не бывший и не являющийся таковым и в настоящее время» (РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2740. Л. 77 об.; ОР ГТГ. Ф. 106. Д. 529). Вздорнов без ссылки на источник приводит и другие факты биографии Сорокина, а именно что тот был родственником Ильи Эренбурга и долгое время работал во Франции (Реставрация и наука. С. 110). Кроме этих главных лиц, в подготовку выставки оказались вовлечены многие другие сотрудники Наркомпроса, музеев, ЦГРМ и «Антиквариата».
588
Письмо см.: ОР ГТГ. Ф. 106. Д. 527. Л. 1–2. В мае – июне 1928 года, всего за несколько месяцев до того, как Грабарь написал в Госторг, в Брюсселе прошла выставка русского искусства «Art Russe: Ancien et Moderne», которая была проведена русскими эмигрантами и западными антикварами. В разделе древнерусского искусства было выставлено 103 произведения, в том числе и иконы. Возможно, эта выставка подтолкнула Грабаря к решительным действиям. В октябре 1928 года там же в Брюсселе с ажиотажем прошла аукционная распродажа коллекции Отто О’Меары, в составе которой было около 500 предметов древнерусского искусства, в том числе и иконы. Собственник собрал коллекцию в 1920-е годы, когда находился с женой в России. Интересно, что примерно за год до аукциона, в июне 1927 года, Отто О’Меара предложил Улофу Ашбергу объединить их коллекции икон. Аукцион проходил уже после того, как Грабарь написал в Госторг и «Антиквариат», поэтому не мог влиять на содержание его писем. Тем не менее ажиотаж вокруг аукциона мог обнадежить красных купцов. Каталог аукциона см.: Collection de Mr. Otto O’Meara et de Mme, nee Moselli. Bruxelles, 1928. О выставке и аукционе см.: Пятницкий Ю. А. Указ. соч. С. 322–323.
Русская икона стоит сейчас в центре внимания европейского искусствоведения не потому, что она русская, а потому что в изучении ее заключается, как кажется, единственная надежда пролить луч света на самую темную эпоху общеевропейской живописи, раннее средневековье: ожесточенные религиозные распри и лихорадочная смена культур привели к гибели почти всей живописи X–XIII веков в Западной Европе, тогда как консервативная Русь сохранила образцы своего живописного стиля с древнейших времен. Нечто в этом роде должно было производиться в области искусства во всей Европе.
Русская икона могла помочь восстановить картину эволюции живописи Средневековья. Поскольку ни один музей мира за пределами России не имел представительных коллекций русских икон [589] , рассуждал Грабарь, круг потенциальных покупателей был огромен. Необходимо было лишь заинтересовать научные и музейные круги, подняв общеевропейскую дискуссию о значении русской иконы. Возбудить научные споры должна была заграничная выставка. План Грабаря и состоял в том, чтобы сделать выставку как можно более научной – демонстрировать в залах процесс расчистки икон, читать научные доклады и популярные лекции, публиковать научные сборники, где российские и западные искусствоведы вместе создавали бы образ русской иконы как произведения мирового искусства. Этим, кстати сказать, обеспечивалось ведущее участие в выставке самого Грабаря и его реставрационных мастерских. Создание научного авторитета русской иконе, по мнению Грабаря, должно было послужить залогом высоких цен на антикварном рынке. Открывались захватывающие коммерческие перспективы. Во-первых, потому что Россия, по утверждению Грабаря, монопольно владела «залежами» икон. Во-вторых, потому что мировые рыночные цены на русские иконы пока еще не сложились, и если Госторг не испортит все дело, продавая иконы задешево, то Советская Россия будет диктовать условия миру. По смыслу этого письма ясно, что научно-просветительский успех выставки служил предпосылкой для реализации коммерческих перспектив [590] . В этой связи вряд ли можно согласиться с теми исследователями, которые считают, что распродажа выставки не состоялась по причине ее научного и культурного триумфа. Как свидетельствует письмо Грабара, с самого начала даже те организаторы выставки, которые по роду деятельности призваны были охранять национальное художественное достояние, делали ставку на ее научный успех как фактор успешной распродажи антикварного товара.
589
О формировании собраний русских икон в западных музеях см.: Пятницкий Ю. А. Указ. соч. С. 314–317; а также очерк в послесловии к этой книге.
590
В письме Грабаря есть и идея о вывозе копий наиболее ценных древнерусских икон, которая, как и многие другие из его идей, вскоре будет реализована (ОР ГТГ. Ф. 106. Д. 527. Л. 1).
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
