Небесная голубизна ангельских одежд
Шрифт:
Казалось бы, дело подготовки выставки находилось в руках реставраторов и искусствоведов. Однако по документам ведомством – получателем икон из Третьяковской галереи значились не мастерские Грабаря, а Госторг. Олсуфьев подписал акт о приемке икон из Третьяковской галереи не как сотрудник мастерских, а как представитель «Антиквариаста (так в документе. – Е. О.) Госторга» [636] . Эмиссары, которых Грабарь послал в провинциальные музеи отбирать иконы, также действовали как представители Госторга/«Антиквариата» [637] . Да и в самом ноябрьском распоряжении Главнауки Наркомпроса о выдаче икон на заграничную выставку речь шла о передаче их торговой конторе [638] . В официальных материалах, предназначенных для Запада, главным устроителем выставки благообразно значился Наркомпрос, но в действительности практической работой занималось торговое ведомство. Передача икон в распоряжение «Антиквариата», а не Всесоюзного общества культурной связи с заграницей, которое обычно устраивало международные выставки, свидетельствует о том, что для руководства страны выставка имела торгово-экспортное значение, следовательно, угроза ее распродажи была реальной.
636
ОР
637
Вздорнов Г. И. Реставрация и наука. С. 110.
638
ОР ГТГ. Ф. 8. IV. Д. 57. Л. 30.
Для заграничной выставки Грабарь отобрал из Третьяковской галереи 25 русских икон XIV–XVIII веков [639] . В то время иконное собрание галереи оставалось еще очень малочисленным, поэтому такое изъятие было ощутимо [640] . К тому же, по словам Кристи, Грабарь и Чириков забрали наиболее ценное. За исключением одной, все отобранные иконы принадлежали первоначальному собранию П. М. Третьякова. В их числе были иконы, которые в то время считались новгородскими и московскими работами XV–XVI веков, а также иконы строгановской школы. Кроме того, на заграничную выставку Грабарь забрал и большую псковскую икону «Избранные святые: Параскева, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Василий Великий», которую Совет галереи купил накануне революции в 1917 году. Под неизменным № 10 эта икона, которая в то время считалась работой XIV века [641] , значится во всех каталогах заграничной выставки. Она воспроизведена в иллюстрациях нью-йоркского и сан-францисского каталогов, а в берлинском каталоге и вовсе оказалась на обложке, став «лицом» выставки, открывшей все заграничное турне. Эта икона и в наши дни считается одним из наиболее ценных памятников собрания галереи и находится в постоянной экспозиции древнерусского искусства. В случае продажи за границей выбранных Грабарем икон собрание древнерусского искусства Третьяковской галереи было бы обезглавлено. Тем не менее Кристи отдал иконы в «Антиквариат», собственноручно подписав акт выдачи. Иконы покинули галерею в середине декабря 1928 года [642] .
639
Полный список икон с описанием их состояния см.: ОР ГТГ. Ф. 8. Оп. IV. Д. 57. Л. 29 и об. См. также: Каталог художественных произведений городской галереи Павла и Сергея Третьяковых. М., 1917. С. 1–4; № 1, 4, 6, 8–11, 12, 14, 15, 16, 19, 23, 24, 27, 39, 42, 43, 45, 48, 56, 57, 58. Походный иконостас на трех досках московской работы XVI века (№ 23) был посчитан как три иконы.
640
В каталоге галереи 1917 года числится 60 икон, значит, на выставку отобрали около 40 % первоначального иконного собрания галереи.
641
В настоящее время считается работой середины XV века (Древнерусское искусство X – начала XV века. С. 16, сн. 45).
642
Акт выдачи датирован 14 декабря 1928 года (ОР ГТГ. Ф. 8. IV. Д. 57. Л. 29).
Иконы уже находились в реставрационных мастерских у Грабаря, как вдруг в январе нового, 1929 года директор Третьяковской галереи Кристи решил протестовать. В своем письме в Главнауку он писал, что отбор икон проводился без участия сотрудников галереи, что забрали те иконы, которые придавали ее небольшому иконному собранию совершенно особый характер, что эти иконы необходимы галерее для реорганизации экспозиции древнерусского искусства, которой в тот момент, кстати сказать, не было. Кристи требовал вернуть наиболее ценные экспонаты. В протесте Кристи не было бы ничего удивительного, если бы он не случился столь запоздало, уже после того, как сам Кристи несколько недель тому назад подписал акт о выдаче икон. Почему Кристи спохватился тогда, когда иконы уже находились у Грабаря в мастерских? Почему не протестовал в ноябре 1928 года, когда в фондах иконного собрания галереи хозяйничали Грабарь и Чириков, или в декабре, когда Олсуфьев приехал забирать иконы? Что-то произошло в канун нового, 1929 года, что позволило Кристи-директору взять верх над Кристи-партийцем. Но что?
В последние месяцы 1928 года тревожные слухи о распродаже икон будоражили Москву. Их не остановило даже то, что представители Главнауки и Госторга подписали протокол об обязательном возвращении икон из-за границы [643] . Музейных работников и искусствоведов пугал тот факт, что вывозом икон занималась торговая контора, которая в тот момент активно распродавала произведения западного искусства из Эрмитажа и других музеев. В ноябре 1928 года в Берлине у Лепке прошел аукцион, где «Антиквариат» выставил на торги художественные ценности из бывших пригородных дворцов Санкт-Петербурга и московских музеев. В конце 1928 года начались переговоры с первым крупным покупателем шедевров из российских музеев Галустом Гюльбенкяном. В частности, решалась судьба «Благовещения» XV века работы Дирка Боутса (1415–1475). Эта картина стала первым проданным за границу шедевром из основной экспозиции Эрмитажа.
643
Согласно инструкции Главнауки и Главискусства от 29 ноября 1928 года, «Антиквариат» получал иконы во временное пользование до окончания выставки (ОР ГТГ. Ф. 8. IV. Д. 57. Л. 30, 32).
Происходившее в стране давало интеллигенции реальные основания опасаться за судьбу отправляемых за границу икон. П. Д. Барановский (1892–1984), архитектор и реставратор, сотрудник ЦГРМ, так описал настроения в московской музейной среде:
Здесь ходят очень нехорошие разговоры о том, что задачей Госторга является не прославление русского искусства, а распродажа, и, конечно, лучших вещей. Ученый совет архитектурной секции Государственных реставрационных мастерских … подал свой протест в Главнауку, указывая на недопустимость вывоза, хотя бы и на выставку, уникальных памятников по целому ряду соображений. Получился неприятный раскол [644] с руководителями нашего дела (видимо, Грабарем и Анисимовым. – Е. О.), так как они настойчиво ведут свою линию [645] .
644
Ю.
645
Кызласова И. Л. Александр Иванович Анисимов. С. 53. И вновь, вопреки взглядам Тетерятникова, Грабарь не предстает как предводитель героической интеллигенции, спасавшей музеи от разграбления, а действует вопреки сопротивлению интеллигенции.
Копия письма-протеста, на которое ссылается Барановский, сохранилась в архиве Наркомторга [646] . Из письма узнаем, что заседание ученого совета архитектурной секции ЦГРМ состоялось 18 декабря. Грабарь отвечал на вопросы встревоженных коллег, но, видимо, не смог их успокоить. Членов ученого совета беспокоила келейность подготовки выставки. Отбор икон, среди которых оказались первоклассные и даже уникальные памятники, по их словам, осуществляла группа, состоявшая всего из трех лиц, хотя и «высоко-компетентных в своей области», но действовавших совершенно обособленно от музейных и научных работников, ответственных за охрану памятников искусства и старины. Очевидно, речь шла о Грабаре и Анисимове, третьим «лицом» мог быть Чириков или Силин, который по случайному трагическому совпадению умер именно в день заседания ученого совета [647] . Протестующие требовали рассмотреть вопрос о выставке на совещании музейных и научных работников, а также создать для практической работы комиссию из работников заинтересованных музеев и научно-художественных учреждений Москвы и Ленинграда. Кроме того, они требовали бесспорных гарантий того, что экспонаты возвратятся в СССР, а также проведения выставки исключительно от имени Наркомпроса без участия Госторга.
646
РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1013. Л. 162 и об. Сохранившийся документ – это машинописная копия, поэтому подписи отсутствуют, указаны лишь должности людей, подписавших письмо: члены ученого совета, зав. отделом памятников Кремля, сотрудники Музейного отдела МОНО.
647
Орешников писал в дневнике: «18 (5) декабря. – 12o. Утром в Музее разнеслась весть о смерти Евгения Ивановича Силина, которому на днях сделана вторичная операция; сегодня у него поднялась рвота, швы разошлись, что сделалось причиной смерти. Все его жалеют, дамы плачут, хороший был человек. Большая потеря для религиозного отдела Музея» (Дневник Орешникова. Кн. 2. С. 322–323).
Письмо Барановского и протест членов ученого совета архитектурной секции ЦГРМ свидетельствуют о том, что раскол вышел за рамки межведомственного противостояния Наркомпроса и Наркомвнешторга, взломав ряды самой интеллигенции и выявив сторонников и противников вывоза икон за границу. По свидетельству Анисимова, к протестам против вывоза икон «присоединились и некоторые партийные, искренне не доверявшие высшим советским учреждениям и боявшиеся, что Госторг, субсидирующий (выделено мной. – Е. О.) эту выставку, вывозит иконы с целью их продажи» [648] .
648
Кызласова И. Л. Александр Иванович Анисимов. С. 53.
Письмо ученого совета архитектурной секции ЦГРМ было лично передано в руки начальнику Главнауки товарищу Лядову 20 декабря 1928 года группой, которую тот окрестил «делегацией специалистов протеста против организуемой Антиквариатом выставки икон». Спешность действий свидетельствует о том, что реставраторы считали положение критическим. Лядов тоже не стал медлить. Уже на следующий день, 21 декабря, он отправил копии письма-протеста Хинчуку в Наркомторг и своему начальнику по Наркомпросу Свидерскому [649] . Глава «Антиквариата» Гинзбург тоже был немедленно поставлен в известность. Лядов был обеспокоен, но по причине совершенно иного свойства, чем ученые-специалисты. Ему мерещился белогвардейский заговор. В сопроводительной записке Хинчуку и Свидерскому Лядов сообщал:
649
В январе 1929 года Свидерский был назначен руководителем заграничной выставки икон. Вместе с Грабарем и Брягиным он присутствовал в Германии на открытии выставки. Грабарь за границей даже нашел время, чтобы написать его портрет. Заместителем Свидерского был назначен Вольтер. Распоряжение о назначении руководителей выставки см.: РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 2738. Л. 34.
…при шуме, который создается специалистами, за спиной которых стоят мракобесы-верующие … и при несомненной связи этих именно специалистов с белогвардейскими эмигрантами, очень вероятна попытка сорвать эту выставку или, если это им не удастся, подготовить какой-нибудь скандал или похищение какого-нибудь ценного экспоната на самой выставке. Это тем более вероятно, что один из организаторов выставки проф. Анисимов недавно был исключен из членов Раниона за напечатание в Праге за счет чехо-словацкого правительства и с белогвардейским предисловием книги с резко выраженным антисоветским, глубоко религиозным содержанием [650] .
650
Сохранена орфография автора. РГАЭ. Ф. 5240. Оп. 18. Д. 1013. Л. 161 и об.
Досталось и Грабарю, который, по мнению Лядова, «устраивал данную выставку отнюдь не под углом зрения рекламы ценных экспонатов, а исключительно для рекламы своих реставрационных работ», что вызвало возмущение части специалистов. Показательна заключительная часть этого пасквиля:
Впредь такого рода предприятия, связанные с экспортом и продажей художественных ценностей (речь идет о выставке; выделено мной. – Е. О.), необходимо организовывать без ведома и содействия явно враждебных нам спецов, которые организованно и в полном контакте с белогвардейскими эмигрантами до сих пор срывали всю работу в этом роде экспорта [651] .
651
Там же.