Небо за стёклами (сборник)
Шрифт:
Наконец в репродукторе сказали: "С Новым годом, товарищи!"
Зазвенели рюмки, закашлялись девушки, не привыкшие пить вино.
— Друзья, — сказал Берман, поправив очки, — вот это последний год, который встречаем мы все вместе. Ещё полгода — и, возможно, разойдёмся кто куда. Что ждёт нас впереди? Может быть, здесь среди нас сидят будущие великие учёные, прославленные полководцы. Никто не знает, что готовит ему жизнь, но у каждого есть мечта. Так давайте же выпьем за эту индивидуальную мечту, и пусть каждый из нас скажет сегодня, что за мысли таятся в его голове.
Поднялся шум.
— Превращусь если не в
— Рокотов будет главным вратарём страны, от слова "врать", — острил Чернецов.
— А Чернецов городской каланчой, — неостроумно парировал ненаходчивый Рокотов.
Но Лёва восстановил порядок. Он потребовал, чтобы каждый говорил о себе правду, а остальные пили бы за осуществление его мечты. Шутя предупредил, что новогодние мечты сбываются и, если сказанное будет неправдой, настоящие мечты не осуществятся.
И друзья поведали друг другу сокровенные желания.
Краснея и запинаясь, Молчанов сказал, что он хотел бы изобрести ракету, которая выйдет из сферы притяжения Земли, изобрести то, над чем многие годы бьются учёные мира, или что-нибудь в этом роде…
Чернецов признался, что он мечтает стать капитаном дальнего плавания, на океанском корабле обойти земной шар, побывать в Африке, посмотреть Египет, Иран, Южную Америку.
В эту памятную ночь товарищам стало известно друг о друге то, о чём прежде они даже не догадывались.
Они узнали, что добрая Валя Логинова имеет такое же, как она сама, трогательное желание — стать детским врачом, что маленький Якшин собирается быть директором большого завода, Лёва Берман хочет написать книгу, которую все прочтут от начала до конца. Майя Плят — чего никто не ожидал — сниматься в кино, Нина Долинина — научиться играть так, чтобы нравилось всем, кто будет её слушать.
Словом, каждый открыл в этот поздний час товарищам то, что так долго хранил в тайниках своей души, и только Ребриков увильнул от прямого ответа. Он говорил, что, пожалуй, скорей всего он будет управдомом или заведующим рестораном — "это работа не пыльная, но денежная" — или откроет киоск газированных вод. Потом сказал, что личность его вряд ли заслуживает пристального внимания и лучше, если ему позволит уважаемое собрание, поговорить о будущем своих друзей.
Кругом закричали:
— Давай, давай!
Ребриков откашлялся и начал. Он сказал, что Якшину никак нельзя был директором, потому что за какой бы он стол ни сел, его не будет видно, что Лёва Берман напишет книгу философских стихов, а потом вдруг выяснит, что такую же тысячу с лишним лет назад уже написал какой-нибудь Шота Руставели.
Он сказал, что Рокотов никогда не женится, так как текста не имеет и объясняться в любви может только при помощи футбольных приёмов, которые не всем девушкам нравятся. В общем, наговорил много невероятного, остроумного, по-настоящему смешного.
Друзья от души смеялись, когда Володька изображал, как в двухтысячном году старенький межпланетный академик Молчанов, побывавший к тому времени на Марсе, Венере и прочих светилах, встретит избороздившего все океаны морского волка Серёжку Чернецова и как забавно будут вспоминать они десятый класс. А на прощанье Чернецов слегка, как прежде, ударом под ложечку пощекочет Молчанова, и бедный старичок тут же испустит свой слабый дух.
За столом было шумно и весело.
Впереди
Он ещё показал, как будет нянчиться с новорождённым Сергей, и так похоже изобразил его нежную жёнушку, что все легко догадались, что это Майя Плят, а Майя очень смутилась и покраснела.
Компания была в восторге от Володьки.
Но во время одной из пауз, когда покорённая аудитория ещё не пришла в себя от смеха, Ребриков внезапно увидел, что Нина вовсе не смеётся его шуткам, а смотрит на него насмешливо и, как показалось Володьке, с некоторым сожалением, как бы говоря: "Это всё, что ты мог придумать?!"
"Она нарочно, чтобы разозлить меня, — подумал Володька. — Ну, ладно, я тебе покажу". И он снова завладел вниманием ребят.
— Слушайте, — заговорил он, — а хотите знать, что будет с Долининой?
Мгновенно все утихли. Он заметил, что Нина насторожилась. Ага, очень хорошо!
— Вы думаете, что она будет актрисой? Знаменитой пианисткой? Или там ещё кем-нибудь?.. Ничего подобного, — нахально продолжал Ребриков. — Пройдёт несколько лет, и вылетят все эти идеи и благородные стремления. Выйдет наша Ниночка замуж за толстого бухгалтера ("бухгалтер" для Володьки было слово ругательное). Заведутся у них детки. Будут она ходить в кино на заграничные картины, и Ниночка, опустив головку на плечо своего муженька, будет говорить: "Смотри, котик (так она будет звать своего бухгалтера), какое у неё изумительное платье". И толстый котик скажет: "Ничего, птичка, вот я сведу сальдо с бульдо и куплю тебе такое же".
И он так смешно изображал толстого котика и так забавно лепетал, показывая птичку, что все буквально покатывались со смеху.
И тут случилось необыкновенное.
Десятиклассники ждали, что Нина, как это бывало в таких случаях, даст сейчас же достойную отповедь Володьке, но произошло совсем другое.
Нина вдруг встала, на глазах её показались слёзы, и она с плачем кинулась в другую комнату.
Такого поворота событий не ожидал никто.
Наступила неловкая пауза.
Ребриков сразу как-то сник и почувствовал себя неуверенно и глупо. Он не понимал, что случилось с Ниной. Он помнил, что порой подтрунивал над Долининой куда злее, и всё же Нина всегда спокойно и остроумно отвечала ему, а тут… Кажется, его слишком занесло. А главное, он вовсе не хотел этого. Наоборот, он даже где-то в глубине души надеялся, что, возможно, сегодняшний вечер положит начало новым, дружеским отношениям с Ниной. Володька кое-как пробормотал ещё несколько слов и, умолкнув, опустился на свой стул.
За Ниной ушла Валя, потом они обе снова появились за столом. Нина успокоилась, но в сторону Ребрикова больше не смотрела.
Вскоре все забыли о недавнем происшествии.
Потом пили за будущее, за счастливое окончание школы. Подняли бокалы за дружбу до конца жизни.
После ужина играли в "телефон", в "мнения", в "знаменитую личность".
Случилось так, что в завешенной шубами прихожей Ребриков на момент остался с глазу на глаз с Ниной.
Он быстро подошёл к девушке и, взяв за руку, не глядя на неё, сказал: