Нечаяный сюрприз для графа
Шрифт:
Торин удивленно вскинул брови, но вдруг глаза его потемнели, впиваясь в меня взглядом, он положил ладонь мне на талию и резко прижал к себе. И опять началось! Как на том балу! Я не могла поверить, ведь уже не раз во время разучивания танцев его ладони обхватывали мою талию, не скрою, при этом я испытывала сладостный трепет, но сейчас ощущения были мощнее и ярче. Дыхание сбилось так, что не могла говорить, дрожь накатывала волнами, я закрыла глаза и опустила голову. Некоторое время мы молча стояли, не в силах пошевелиться.
– Нет! Это плохая идея! – наконец, удалось выдавить мне мгновенно охрипшим голосом. – В другой раз… может быть…
Я опустила руки и отступила назад, он не стал меня удерживать.
– Ваш вариант вальса, леди Оливия, потрясающий! – услышала волнующий голос графа.
Я не смотрела
– Завтра состоится бал, где Вы сможете продемонстрировать свои успехи, леди Оливия, - промолвил Торин. – Очень надеюсь Вас там увидеть.
– Но я не собиралась ничего демонстрировать, танцы разучивала на всякий случай. Или Вы хотите экзамен мне устроить? – смогла, наконец, улыбнуться я.
– Просто хочу танцевать с Вами на балу, - очень серьезно ответил граф.
– Хорошо, - согласилась я. – Но с одним условием – Вы не будете приглашать меня на вальс!
Он внимательно посмотрел на меня и, не сумев сдержать довольной улыбки, сказал:
– Понимаю.
– Надеюсь, - вздохнула я.
Торин каждый раз с нетерпением ждал Оливию, чтобы учить ее танцам. Когда она согласилась заниматься в университете, он пошел к профессору Кремингу и признался, что хочет обучать одну из студенток танцам прямо в университете, чтобы не скомпрометировать ее. На возражения Креминга, что в данном учебном заведении не преподают такую дисциплину, и также нет клавесина, ответил, что это будут неоплачиваемые дополнительные занятия, а музыкальный инструмент он приобретет из собственных средств и оставит в университете, поскольку уверен, что в дальнейшем тот пригодится для организации выступлений и праздничных мероприятий. Все это выглядело не слишком убедительно. Креминг с удивлением смотрел на взволнованного графа и не узнавал в нем хладнокровного дипломата, просчитывающего ситуацию на несколько шагов вперед. Профессор, будучи сам порядочным человеком, нисколько не сомневался в благородстве Торина, поэтому дал разрешение и распорядился подготовить для занятий одну из классных комнат, освободив ее от мебели. Торин нашел аккомпаниатора - пожилую особу, которая никогда не рассказывала о своих нанимателях. Несколько необычной была просьба Торина, чтобы музыка звучала постоянно, а не только во время движения партнеров. Таким образом, они могли разговаривать с Оливией, не боясь быть услышанными.
Как он и предполагал, занятия с Оливией доставляли ему огромное удовольствие. Он, как мальчишка впадал в эйфорию от малейшего прикосновения к ней. С каким же восторгом он наблюдал за ее реакцией. Ее тело откликалось на каждое касание. Это мешало ей выучить танцевальные движения, она спотыкалась, сбивалась с шага, путала направления, а иногда, во время разговоров, просто останавливалась и не сразу замечала этого. Оливия краснела, смущаясь, бросала виноватые взгляды, тяжело вздыхала, прикусывала от досады нижнюю губку. Как же ему все это нравилось! Оказалось, Оливия его не обманывала! Она, действительно, не умела танцевать ни одного из известных танцев, но его это нисколько не огорчало, потому что давало возможность вновь встречаться с ней.
Торин решил не танцевать с ней вальс: боялся, что не выдержит и сорвется. И вдруг: «Хотите, я покажу Вам, как надо правильно танцевать вальс?». Его это немного уязвило, значит, то, что происходило между ними на балу во время этого танца, было неправильно? Но только Оливия не кокетничала, она не ответила на его выпад, а когда он все же попросил показать, закружилась по классу. Они будто поменялись ролями, теперь уже она объясняла ему, как надо двигаться, и, услышав от нее «…обнимите меня», он не сдержался и крепко прижал ее к себе. Желание накрыло его, он не мог дышать и боялся пошевелиться. Торин чувствовал, как Оливия затрепетала под его рукой и застыла, закрыв глаза. Она опустила голову, а он не мог отвести взгляда от ее груди, которая то опускалась, то поднималась от ее неровного дыхания. Чуть позже она все же нашла в себе силы отойти от него. «Ваш вариант вальса, леди Оливия, потрясающий!» - так он почти признался ей в своих чувствах.
После каждого занятия с ней, он физически мучился от неудовлетворенного желания, но каждый
А еще Торин вдруг понял, что общение с ней доставляет ему огромное удовольствие. Поначалу, рассуждая о каких-то серьезных вещах, он опасался поставить ее в неловкое положение, но она быстро заставила воспринимать ее всерьез. Оливия имела собственное мнение по любому вопросу и не смущалась, высказывая его. Она не робела, рассуждая на ту или иную тему, а выводы, которые делала, удивляли его своей логичностью и оригинальностью. Так, он думал, что реакция герцогини на их занятия напугает или огорчит ее, и она больше не посмеет прийти, но Оливия снова удивила его. Она не стала обвинять, напротив, продолжила занятия, тем самым продемонстрировав, что не согласна с мнением герцогини.
Она так и не призналась ему, что с ней случилось в манеже, и, чем настойчивее он был в своих расспросах, тем более замкнутой она становилась. Слабым утешением послужило лишь то, что она не собиралась об этом рассказывать никому, то есть, пока нет человека, которому бы она доверяла. И граф твердо решил для себя, что он станет для Оливии именно таким человеком.
Король вызвал к себе Алена, тот только что вернулся из поездки к восточной границе Картара. С отрядом воинов верхом он сопровождал десять саравийцев во главе с принцем Ильтаром в их вояже по королевству. Делегация из Саравии изъявила желание посетить некоторые города, чтобы посмотреть не только жизнь придворных. Конечной же целью этой поездки была граница с одним из соседних государств. Ален не знал, что именно ожидали увидеть воины Саравии в пограничных селениях и в замке хозяина приграничного поместья, где они остановились. Он и его люди внимательно наблюдали за Ильтаром и его окружением и заметили удивление и разочарование на лицах, когда гости увидели в ближайшем к границе поселении шумный рынок, многочисленные повозки, толпы людей, снующих между прилавками. Торговали или покупали как жители Картара, так и соседней страны, два воина следили за порядком, саравийцы подозрительно осматривали строения, но охранников больше не увидели. По стечению обстоятельств отряд воинов, обычно располагавшийся на этой территории и охранявший границу, отсутствовал, объезжая удаленные от поместья территории, но сообщать об этом саравийцам никто не собирался. Ален убедил короля не демонстрировать это и другие преимущества обороны рубежей королевства. Сначала подручные Ильтара пытались задавать Алену и его воинам вопросы, но получив пространные, ни о чем не говорившие ответы, отступились. Путь туда и обратно занял несколько дней, и теперь Ален направлялся с докладом к королю.
Он вошел в кабинет короля, где уже находился Торин.
– Что Вы думаете о саравийцах, Ален? – сразу после приветствия спросил его король.
– Я бы не торопился причислять их к нашим союзникам, Ваше Величество, -ответил Ален.
– Вот как? – удивился Генри. – Они вели себя враждебно?
– Не стану утверждать так категорично, но, наблюдая за ними, отметил, как они не могли скрыть улыбок, когда видели наши слабые места, и хмурились, даже злились, когда замечали какие-то преимущества в обустройстве оборонительных сооружений или когда что-то не понимали. Их поведение мне не показалось игрой или притворством, и это не только мое личное мнение, Ваше Величество. Задание ненавязчиво следить и обо всем докладывать получили все воины, что были со мной.
Король задумался, а потом обратился к Торину:
– А что Вы думаете по этому поводу, граф?
– Ваше Величество, думаю, что с Саравией следует развивать только торговые отношения, а военные союзы, если возникнет необходимость, надо заключать не с ней, а, скорее, против нее, - ответил Торин. – Как я Вам уже докладывал, власть там довольно неустойчивая, если место Зилантана займет один из его сыновей, то возможна война между родственниками. Принять чью-то сторону означало бы участие в их распрях, возможную гибель наших людей, кроме того, вмешательство в дела султаната вызвало бы недовольство соседних государств. Даже если там установится лояльное к нам правительство, для поддержания его потребуется постоянное присутствие наших военных, тогда затраты, в лучшем случае, будут равны доходам. Таким образом, считаю, что ни с политической, ни с экономической точки зрения наше вмешательство в дела Саравии нам невыгодно.