Нечестивые джентльмены
Шрифт:
Когда он циркулировал по моим венам, я чувствовал себя свободным от навязчивых мыслей. Преисполненное эфемерным светом призрачного покоя избавление от воспоминаний было гораздо нужнее других телесных потребностей, желанней оргазмов в объятиях влажных от страсти тел.
Очень сомнительно, что Харперу было хоть какое-то дело до всего этого, но то, что он не собирался лезть в мою жизнь, не могло меня не радовать. В уютном молчании и на комфортной для обоих дистанции мы спустились по лестнице и вышли на вечернюю улицу.
Глава
Солнце опускалось за горизонт неохотно, как жирный бригадир, не желающий заканчивать рабочий день. Горячий жёлтый свет, заливающий городские улицы, превращал навоз и грязь в дымящуюся жижу, в которой копошились мухи, собаки и чумазые дети, а лошади и экипажи прокладывали в ней борозды. Против невыносимой вони веера и надушенные платки были бессильны. Палящее солнце только всё усугубляло. Оно ярко освещало каждую неприглядную мелочь, и от этого неприкрытое уродство становилось ещё более отталкивающим.
Я направился к лестнице впереди. Над широкими каменными ступенями, ведущими во влажную темноту, нависала массивная гранитная арка. Я стоял перед вратами — одними из тринадцати — в Квартал Блудных. Створки не сохранились, но надпись, высеченная на арке, была вполне различима: «Заблудшие да обрящут себя».
Вырезавший эти слова, наверное, мечтал о чём-то высоком, в отличие от большинства ходивших тут. Какой-то оптимистически настроенный священник окрестил это место Городом Надежды. Но все, кому довелось здесь побывать, называли его Подземельями Преисподней, что намного точнее передавало суть.
Три столетия назад, когда мои падшие предки освободились от Вечных мук благодаря Договору о Блудных, здесь, вероятно, было красиво. Они покинули родное королевство вечной тьмы ради обещанного Спасения для себя и грядущих поколений.
Мозаика на стенах по бокам от лестницы изображала Великое Перерождение. Ашмедаи, Сариэль, Сатанель. Эти трое — гордость и слава Преисподней, — облачённые в огненные одеяния, катили в колесницах из чеканного золота. На ком-то были надеты драгоценности, другим же их заменяли отполированные кости ангелов, сражённых их мечами. Все трое, оказавшись позже в руках Инквизиции, преклонили колена перед Серебряным Крестом и приняли крещение.
Смальта потускнела от чада ламп и жирного дыма фабрик, но изображения всё еще можно было различить. Там, в толпе, окружающей лучезарного повелителя тьмы, стояли и мои предки. Они казались прекрасными и непримиримыми. Сложно представить, что я веду свой род от таких существ.
Я определённо выродок.
На месте вырубленных в камне храмов и катакомб, бывших когда-то оплотом надежды, теперь сырые гетто. Преисподнюю пронизывают сотни туннелей. Во всех направлениях идут, переплетаясь, сточные и газовые трубы, влажные от конденсата. Железный каркас в стенах храма проржавел и разрушился. В огромных провалах видны многоквартирные дома и металлические переборки. Потомки правителей
Закон запрещал Блудным выезжать за пределы столицы, и немногие отваживались покинуть Подземелья. Они предпочитали оставаться внизу, где могли жить среди своих в приятной глазу темноте. В город выходили только худшие из нас. Преступники, отщепенцы и наркоманы. Полагаю, в разные периоды своей жизни я подходил под каждое из этих определений.
— Ты хотел, чтобы я просто носил этот пирог с мясом туда-сюда? — спросил Харпер.
— Я думал, ты его съешь, — ответил я, хотя, по правде говоря, надеялся таким образом от него избавиться.
— Мне хватило одного. — Харпер вдруг развернулся и взбежал на несколько ступеней вверх. Он остановился перед женщиной, которая с трудом карабкалась по лестнице, и отдал ей пирог. Потом сошёл ко мне.
— Ну вот, я разобрался, — сказал он.
— Она из Блудных?
Я взглянул на неё лишь мельком, но солнце светило прямо в глаза, и я почти ничего не увидел. Заметил только множество кружевных платков один поверх другого на её плечах, когда она проходила мимо. Двигалась она медленно, будто была очень стара или крепко пьяна.
— Глаза ярко-жёлтые, а ногти — чернее твоих, — произнес Харпер. — Уши я не рассмотрел, но уверен, они остроконечные. Зубы точно острые. Она на меня зашипела. — Это его, казалось, развеселило.
— Наверное, решила, что ты хочешь её отравить, — предположил я, указывая взглядом на серебряные эмблемы Инквизиции по бокам его воротничка.
— Не все вступают в наши ряды, чтобы истреблять Блудных. Кроме этого мы защищаем закон, — говорил он, пока мы спускались. — Рано или поздно среди вас найдутся те, кто это поймёт.
— Я бы даже пару медяков на это не поставил. — Пришлось отвести взгляд, чтобы скрыть охвативший меня гнев. Я-то отлично знаю, как Инквизиция обходится с Блудными. Меня, например, однажды жгли живьём. Но это было давно, и не касается Харпера. — Мы очень упрямы, — сказал я.
— Что есть, то есть. — Капитан улыбнулся.
Мы вошли в тёмные туннели. В лицо ударил тёплый воздух, пропитанный густым, крепко отдающим химикатами запахом множества живущих в страшной тесноте Блудных. Адская смесь: фиалки, сера, моча и ароматические лампы. Дышать было тяжело. Казалось, при каждом вдохе я делаю длинную затяжку сигаретного дыма. Я успел позабыть это знакомое ощущение.
Харпер закашлялся и несколько раз шумно втянул воздух, прежде чем немного притерпелся к вони. Пока мы шли, я заметил, что кожа на открытых частях его тела покраснела, как от солнца. Глаза казались воспалёнными. Капитан, не замедляя шагов, надвинул пониже фуражку, словно собственное состояние ничуть его не беспокоило. Он ориентировался в этом месте так же свободно, как в барах Брайтона.
Он шёл по узким улочкам так уверенно, будто бывал здесь раньше. Срезал путь, сворачивая в переулки, и при этом не сверялся с указателями на домах.