Нечто из Рютте
Шрифт:
Все смотрели на него. Во взглядах людей Волков видел восхищение и даже благоговение, но ему было не до этого.
– Ты арбалет нашел? – спросил он у Ёгана.
– Да нашел, нашел, – показал оружие тот, – цел и невредим он.
– А конь мой где?
– Сейчас сыщу, – обещал Ёган.
– Господин, как вы себя чувствуете, – разбрызгивая грязь, подошел к нему монах, – вы упали с коня, плечо ваше цело?
– Плечо, – солдат пошевелил плечом под латами, – ноет.
– Вы убили вурдалака, нужно снять доспех, плечо поглядеть.
– Нужно топор мой найти, помнишь, где он упал?
– Сейчас найду, – обещал монах.
–
– Разбежались, – ответил ему сержант.
– Надо эту тварь к телеге отволочь.
– Не волнуйтесь, господин, все сделаем. – Сержант подошел к нему и забрал из руки секиру.
А Волков стоял и глядел в небо, щурился на солнце. Он и представить себе не мог, что может так радоваться солнцу. Если бы не боль в ноге и нытье в плече, он был бы сейчас счастлив.
Коннетабль не поехал в телеге: нога, конечно, болела, но лезть туда, где между ведер с жиром валялся вурдалак, не хотелось. Он был накрыт рогожей, но его белая как полотно рука свисала с телеги. Вернее, сначала она была белой, а под солнцем становилась пунцовой. Мужики и стражники подходили, смотрели на руку, но под дерюгу никто заглянуть не решался. Так и шли.
Возница хотел было повернуть к деревне, но коннетабль окликнул его:
– Куда собрался?
– Так на площадь, – пояснил возница.
– Ты что, дурак, хочешь повесить на площади сына барона?
Возница перепугался и направил телегу к замку.
Теперь солдат думал, как будет страдать барон и не станет ли упрекать его в смерти сына. И какие слова ему придется говорить другу Карлу, а возможно, и оправдываться. Наверное, лучше съехать из замка.
Но все закончилось на удивление спокойно. Настолько спокойно, что солдату даже не верилось. Ему не пригодились все приготовленные слова и фразы. Барон спустился во двор, заглянул в телегу, осмотрел вурдалака, взглянул ему в лицо, вернее, в часть лица, так как одна половина с левым глазом просто выгорела. Барон стоял у телеги и молчал, пока солдат пересказал ему историю о том, как молодой барон превратился в кровососа. Фон Рютте выслушал, а потом произнес спокойно и тихо:
– Похороните его, Фолькоф, – и, чуть помедлив и осознав, что на кладбище это невозможно, добавил: – Найдите ему место. Хорошее место.
– Я все сделаю, господин барон, – чуть рассеянно произнес солдат.
– Вы молодец, Фолькоф, – сказал барон. – Вы настоящий рыцарь. Я рад, что встретил вас.
И пошел к себе в покои, а все еще растерянный Волков остался стоять возле телеги, ничего не понимая. И тут до солдата дошло. Он вдруг подумал, что не только госпожа Хедвига знала о своем братце, но, возможно, и барон знал о своем сыне. Волков готов был биться о заклад, что барона не удивил убитый вурдалак. Солдата это почему-то стало сильно злить. Он захотел сказать пару слов барону, а тот уже ушел, и дальше стоять во дворе коннетабль не мог, ломило ногу.
Непривычно было просыпаться от того, что в окно светит солнце. Оно встало уже давно, а солдат все еще валялся в постели, не спеша вылезать из перин. По сути, дел для него больше и не было. Вурдалака похоронили за околицей с мечом и доспехом, со всеми рыцарскими почестями. Крест на его могиле поп ставить не велел. Крутец пообещал привезти на могилу большой камень, а барон даже не пришел на похороны сына. Наверное, он его уже давно похоронил. А Волкова, валявшегося
Ёган принес ведро теплой воды, и только тогда Волков выполз из постели. С удовольствием помылся, надел чистую одежду и, не замечая слабой боли в ноге, спустился во двор, где увидел Агнес. Она издали ему поклонилась:
– Доброго утра вам, господин.
– Здравствуй, здравствуй, тебя кормили?
– Да, господин. Управляющий велел давать мне еду, пока не откроется новый трактир.
– Хорошо, – сказал солдат, но видя, что девочка продолжает идти за ним, спросил: – Что еще?
– Хотела узнать, не надо ли чего? Может, нога болит? Могу боль зашептать.
Солдат остановился, пристально посмотрел на нее:
– А кто тебя этому научил?
– Бабка моя. Всегда, когда кто-то из детей убьется, она и кровь, и боль заговаривала.
– Да? А что ты взамен хочешь?
Девочка молчала, смотрела на него. И он сказал:
– Забудь про шар. Это сатанинский глаз. Монах в книге прочел, что он пьет жизнь из тех, кто в него глядит. Я его разобью.
– Не бейте его, господин. Коли нельзя в него глядеть, я и не буду. А коли понадобится – я в него гляну и все увижу, пусть цел будет.
– Иди, – сухо сказал солдат.
Она поклонилась, а он пошел завтракать в донжон. А после завтрака велел седлать коня, а потом поехал с Ёганом в Малую Рютте, смотреть то, что уже считал своим.
Они ездили весь день, инспектируя поля, хлипкие хаты мужиков, кое-какой лес, и заодно нашли хорошее место. Это был небольшой холм, что лежал между деревней и рекой. Ёгану, болтавшему без умолку о хороших и плохих сторонах Малой Рютте, он ничего не сказал, но именно на этом месте он решил построить дом. На замок, конечно, денег у него не было, даже самый маленький замок стоил бы пару тысяч талеров. А вот добрый двор с большими хлевом, амбаром, а главное – с большой конюшней он готов был ставить. Место оказалось удачное. И Малую Рютте, и реку, и дорогу на монастырь прекрасно видно. Ему все очень нравилось, оставалось дело за малым – нужно жениться на госпоже Хедвиге. Да, она была дикая, как волчица, но ему настолько нравилось приданое, что он женился бы на волчице. Тем более если волчица настолько прекрасна. Солдат собирался привести ее в свой дом хоть в мешке, хоть в корзине, хоть в цепях. И тут он неожиданно понял, что у него нет прислуги для дома. Один Ёган не смог бы уследить за тем хозяйством, что он собирался завести. Для большого хозяйства нужны умные и опытные слуги.
Волков поехал в замок, размышляя о многих вопросах, о которых думают рачительные господа. И во дворе замка он опять увидел Агнес. Она болтала с дворовой девочкой, что была при коровнике. Солдат позвал ее и, войдя в донжон, подвел Агнес к управляющему Крутецу.
– Господин управляющий, эта девица будет мне надобна.
– Хорошо, велю кормить ее, – сразу сказал управляющий.
– Того мне мало. Прошу пошить ей два новых платья. Одно простое и крепкое, второе доброе, как для госпожи. И нижние платья чтобы были. И все, что нужно там для девицы. И обувь.