Нечто из Рютте
Шрифт:
Солдат почувствовал себя неуверенно. Из последних фраз красивой, богатой и благородной женщины он уяснил для себя одну вещь: он зачем-то был нужен ей. А что благородной женщине может быть нужно от солдата? Только одно – меч. И это плохо. Или еще одно – нож. И это еще хуже.
Вся приятная томная расслабленность и легкое опьянение исчезли мгновенно, и сейчас Волкова волновал только один вопрос: она кого-то боится или ей надо кого-то убить? А кого может бояться благородная дама в своем замке? Либо того, кто здесь в замке, что маловероятно, либо того, кто может сломать
Он молчал, стоя у стола, а она сидела и смотрела на него неотрывно. Ждала. А вот ему меньше всего хотелось ввязываться в какие-то дрязги местной знати, своих дел было достаточно, и он произнес:
– И все-таки мне лучше будет откланяться.
Она встала, ее красивое лицо было уже не столь радушно.
– Что ж, поступайте, как считаете нужным, – произнесла фрау Анна холодно. Но помимо холода в ее словах чувствовалось еще и раздражение, а может быть, даже и отчаяние.
«Слава богу, что все так закончилось, – подумал солдат. – Без угроз и посулов. Сейчас найду Ёгана, оседлаем коней и доедем до монастыря, где я буду ломать ворота, пока мне их не откроют».
Он поклонился, повернулся и пошел к выходу, но услышал торопливые шаги и шелест юбок и понял, что все вовсе не закончилось, а только начинается. Быстро догнав его, госпожа Анна сделала то, что не делала до нее ни одна благородная женщина. Она взяла его за руку. Остановила, развернула к себе, заглянула в лицо и тихо заговорила:
– Ну куда вы поедете? На улице ночь!
Она стояла так близко, что Волков чувствовал ее дыхание на своем лице.
– До замка барона вы даже за полночь не доберетесь.
Конечно, она была права, но он не собирался ехать в Рютте, он готов был переночевать в монастыре, но теперь солдат был уверен, что женщину что-то тревожит; он стоял и смотрел на нее в упор, а она продолжала:
– Ну куда вы поедете? Поглядите в окно, там облака, ночь, там пальцев на вытянутой руке не видно, оставайтесь, на улице, кажется, дождь пошел.
Она смотрела на него и ждала его решения, почти не дыша и крепко держа за руку. А Волков прекрасно понимал, что лучше ему уехать, и побыстрее. И он произнес:
– Хорошо, я останусь.
Она обрадовалась, потянула его к столу, взяла канделябр со свечами и за руку повела его вверх по лестнице, в покои. Но не в свои, а в те, что предназначались ему. Здесь было тепло и уютно, на полу лежал толстый ковер. Медная ванна, стоявшая рядом с камином, была наполнена водой. Солдат попробовал ее – теплая. Честно говоря, он чувствовал себя неловко, не зная, как вести себя с дамами. Это не крестьянская девка и не маркитантка, не дочь трактирщика.
А фрау Анна тем временем уселась на высокую кровать и, не стесняясь, подобрала юбки, положила себе ногу на ногу и начала развязывать шнурки на изящном сапожке из желтой кожи, а он стоял и смотрел на ее колени в нитяных серых чулках. Сняв сапог, она принялась за второй, а после проворно скинула платье и осталась в легкой рубашке. Одним движением распустила волосы. Волков стоял истуканом,
– Давайте снимать доспех.
Бригантина – вещь тяжелая, не для пальчиков благородных дам, но на удивление госпожа Анна легко справлялась.
– Фу, ну и тяжесть, – сказала она, бросая доспех на пол. – Я аж устала.
Солдат не любил, когда его амуниция валяется на полу, но поднимать не стал, только меч взял с ковра и поставил в головах кровати.
– Сейчас схожу в уборную, и будем снимать сапоги, – абсолютно спокойно сказала женщина и ушла за ширму. – А потом я вас помою, – донесся ее голос.
Волков продолжал стоять истуканом и даже не шевелился, ожидая ее возвращения.
… Солдат проснулся. За окном была непроглядная ночь, на столе горели свечи в канделябре. Кто-то тарабанил в дверь. Госпожа Анна, простоволосая и испуганная, провела рукой по его лицу.
«Ну вот, началось, – подумал Волков, проклиная себя за то, что остался. – Сейчас мы и узнаем, зачем нас оставили ночевать».
Ему страшно не хотелось вылезать из теплой постели. Если и вставать, то только затем, чтобы дать в зубы тому, кто ломает дверь, а потом лечь снова. А женщина молча ждала его действий, прижимаясь к нему горячим телом, и Волков знал, что встать придется. Это как перед атакой: никому не хочется лезть в пролом в стене, но все понимают, что, как только командир заорет, они двинутся вперед. Теперь вместо ора командира был стук.
Солдат встал, взял меч. Привычным движением скинул ножны с клинка и двинулся к двери.
– Кто там? – рявкнул он как можно свирепее.
– Это Томас, – донеслось из-за двери.
– Какой еще Томас?
– Это мой управляющий, – сказала фрау Анна, выскочив из постели и спешно надевая платье.
Солдат открыл дверь и увидел мужчину, который привозил ему приглашение от госпожи.
– Что тебе? – спросил Волков.
– Они приехали, – отвечал Томас с заметной долей тревоги.
Томас посмотрел на госпожу, ожидая ответа от нее, но та только одевалась и молчала.
– Кто «они»? – уже жестче спросил солдат.
– Разбойники, – как-то невнятно ответил управляющий.
– Слуга мой где?
– Он тут, со мной, – сказал Томас.
– Я здесь, господин, – донеслось из-за двери.
– Одеваться, – коротко произнес Волков, садясь на кровать.
Пока Ёган помогал Волкову надеть сапоги, госпожа Анна не ленилась, помогала ему облачиться в рубаху.
– Руку бинтовать будем? – спросил Ёган. Он был встревожен или даже напуган.
– Нет, бригантину давай, – ответил Волков спокойно и, глядя на госпожу Анну, спросил: – Так что это за разбойники?
– Это… – Она стала помогать Ёгану надевать на Волкова бригантину. – Это нехорошие люди.
– А имена у них есть? Сколько их? Чего они хотят?
– Их семеро, – сказал Томас.
– И кто они? – настаивал солдат, но ему опять не ответили ни госпожа Анна, ни Томас. – Ясно. – Он встал.
Ёган затянул на нем пояс и вставил в ножны меч.
– Сколько у вас людей?