Нечто из Рютте
Шрифт:
– Двадцать лет, двадцать лет меня оскорбляли все, кто хотел, и ни в ком я не видели заступника. Даже в графе. Он всегда отмалчивался.
Она была так близко, что ее дыхание он чувствовал на своей щеке. Солдат слушал ее с наслаждением. Она была на удивление красива, эта немолодая уже женщина.
– Вы представить себе не можете, какое удовлетворение я получила, когда этот сопляк визжал, обливаясь кровью. Вы мой рыцарь, мой герой. – Она нежно гладила его небритую щеку своей мягкой рукой. – Вы первый, кто заставил
Красивая женщина впилась в его губы своими губами.
– Осторожно, сударыня, – сказал солдат и поморщился.
– Что? В чем дело? – Она чуть отдалилась.
– Рука, левая рука еще не до конца зажила.
– Ах, вот как.
Она залезла на него верхом и больше не налегала на левую руку. Ее нос соприкасался с его носом, а ее глаза глядели в его глаза.
– Так лучше? – спросила она.
– Так прекрасно, – ответил он и опять подумал о юной госпоже из Рютте.
Утром шел дождь. Ёган оседлал коней, забинтовал Волкову руку, помог надеть бригантину и поверх застегнул плащ.
– Хорошо б тут еще остаться, – начал он.
Солдат не желал развивать этот разговор и молчал, а Ёган желал и продолжил:
– Здесь-то получше будет, чем в Рютте.
Волков по-прежнему молчал.
– И кормят здесь отлично, да и народец поприветливее.
Он помог сесть солдату на коня.
– И спал я сегодня на кровати, – не унимался слуга.
Волков начал раздражаться. Он поудобнее уселся в седле, поправил плащ и увидел фрау Анну, которая вышла на балюстраду, что вела из ее покоев, стояла и смотрела на него. Она была прекрасна. Солдат поклонился, в ответ она тоже улыбнулась ему и заметно кивнула. Ёган, увидев ее, тоже поклонился и продолжил многозначительно:
– А я вот думаю, что неплохо бы было здесь пожить подольше.
– Ты поел? – сухо спросил солдат.
– Ага, еще как, – ответил Ёган.
– Вот и будь доволен тем, что есть, и не гневи Бога вечными хотелками, а то и того, что есть, не будет.
Ёган на секунду опешил от такой мысли и, чуть подумав, произнес:
– И то верно, спаси меня Господь от вечных желаний.
И тут к ним подошел Томас, управляющий госпожи Анны, он поклонился и произнес:
– Господин коннетабль, госпожа моя изъявила желание помочь вам в деле проведения аудита в поместье Рютте.
– Да? – Солдат проявил интерес. – Видит Бог, я бы не отказался от помощи.
– Мне известны люди, знающие толк в подобных делах. Сами они юристы, оценщики и бухгалтеры. Они оценивают стоимость поместий при закладах и при продажах земли и посему сведущи во всех тонкостях.
– Прекрасно, – произнес Волков. – Они мне очень нужны.
– Моя госпожа просила помочь в этом хлопотном деле меня.
– Я буду вам признателен, – сказал солдат, впервые назвав Томаса
Тот это заметил:
– Я готов начать дело и вызвать людей, но сии господа попросят за свою работу серебра.
– Странно было бы, если бы это было не так. Вы же сказали, что они юристы. И сколько их будет?
– Обычно работают они вчетвером. И желают получить за свою работу по двадцать талеров.
– По двадцать талеров? – ужаснулся солдат.
– Да, но они того стоят, господин коннетабль. После аудита вам эти деньги вернутся сторицей.
– Не мне, а барону, – невесело произнес Волков.
– Да-да, барону, – согласился Томас. – Так что, звать мне господ юристов и бухгалтеров?
– Зовите, если они согласятся работать за десять монет каждому.
Томас помолчал, подумал, покивал и произнес:
– Согласятся, у них сейчас нет работы.
– Осталось вытрясти сорок монет из барона, – задумчиво произнес солдат.
– Таким, как вы, все под силу, – ответил Томас, поклонился с достоинством и ушел.
А солдат еще раз улыбнулся госпоже Анне, все еще стоявшей на балюстраде, помахал рукой и выехал из замка.
– Десять талеров, – не то восхищался, не то возмущался Ёган. – Мужику за такие деньги, почитай, три года работать. Почему так?
– Потому что они грамотные, а среди дурней ученый цены не имеет. Он бесценен, потому и плату требует большую.
– Несправедливо это, – не унимался Ёган. – Вот сколько дней он работать будет?
– Не знаю.
– Но не год же?
– Ну, не год.
– Несправедливо все устроено.
– Знаешь что?
– Что?
– Держись-ка от меня подальше, – сказал Волков.
– А чего? – Ёган недоумевал.
– Да ничего, ноешь все время, дразнишь Господа, вот хлопнет он тебя молнией и меня еще заденет.
– А что, я не прав? – не сдавался Ёган.
– Конечно, неправ. Был бы ты прав, то ночью бы не я, а ты вызвал на поединок фон Тиллера.
– Так он бы меня зарезал!
– Вот именно, потому что мужику – мужицкое, господину – господское, а император – так он вообще помазанник Божий. Или ты против? – Солдат в упор посмотрел на Ёгана.
– Нет, не против, – нехотя согласился тот. – Только все одно – мужику тяжелее всех.
– Да? Так шел бы в солдаты, там легко, сытно, а главное – быстро.
– Что быстро? – спросил Ёган.
– Да все быстро, пику в брюхо или стрелу в башку, и все, прямиком к Господу.
– А вот зато барону легко, живи не хочу.
– Да неужели? – усмехнулся солдат. – Война тридцать лет идет, сколько ты лет на войне провел, а?
– Ну, нисколько.
– А барон десять лет. А сколько у тебя сыновей на войне сгинуло?
– Да малы мои сыновья на войну ходить.
– А у барона один уже сгинул на войне, а второй еще пешком под стол ходит, а уже воевать учится.