Нечто из Рютте
Шрифт:
– Кто ж мог знать, что он такой, – произнес он и вздохнул.
«Любой, у кого есть мозги, мог знать, что он такой», – подумал солдат.
Волков шел по двору очень медленно, он находился под впечатлением от предложения барона. Честно говоря, он даже и представить себе не мог, что когда-либо кто-то может ему предложить рыцарское достоинство, землю и мужиков. Свой феод! Свой лен! Свой герб! И… такую строптивую, злобную, но такую обворожительную молодую женщину.
«Как это удивительно, наверное, иметь своих мужиков, своих людей, да и землю тоже. Сколько всего можно
– Господин, тут к вам мужик.
– Что еще? – недовольно сказал солдат, а увидев мужика, спросил у того: – Чего тебе?
– Так я про это… про кожу.
– Про какую еще кожу?
– Ну, я это, кожу скорняку отнес коровью, скобленую, моченую, все как положено.
– И что?
– Так хочу деньги получить.
– От скорняка? Он что, не отдает деньги?
– Нет, от вас хочу или от кого еще, – неожиданно заявил мужик.
– Ты что, дурак? Чего мелешь? Я-то тут при чем? – начал злиться Волков. – Скорняку отдал, у скорняка и забери.
– Так я это… Шкуру-то отдал, – начал было мужик, но его перебил Ёган.
– Господин, – сказал тот, – управляющий Соллон велел всю кожу сдавать скорняку, а платил за нее сам, у нас так давно уже заведено.
– Во-во, – согласился мужик – прошу выдать мне семь крейцеров.
– Ты ври-ври, да не завирайся, – осадил его Ёган, – с чего семь-то? Семь платили за бычью, а ты коровью за семь продать хочешь. У тебя и корова была задохлая.
– А чего это задохлая? Добрая была скотина. Знаешь, сколько я с нее мяса взял?!
– Так, замолчали оба, – прервал разговор солдат, – я ничего платить не буду.
– Как же так? – искренне удивился мужик. – А кто ж заплатит?
– Скорняк. А не заплатит, так забери у него кожу обратно.
– Вот те на. – Мужик развел руками, он был явно разочарован. – Раньше управляющий сразу платил, а теперь вон оно как.
– Иди, – сухо сказал Волков, которого начинал раздражать этот мужик.
– Ну вот тебе и «здрасьте», – продолжал мужик.
– Иди, иди ты, ради бога, – толкнул его в спину Ёган, – не доводи до греха господина коннетабля.
Мужик пошел, но продолжал бубнить:
– А вот при господине управляющем Соллоне так сразу платили.
Волкову захотелось врезать мужику, но он сдержался и пошел в людскую завтракать.
Стражники и дворня поели уж давно, и на первом этаже донжона был только сержант. Сидя за длинным столом, он пил пиво. Кухаренок принес солдату почти не соленую гороховую кашу с постным маслом и луком. Вся дворня и стражники завтракали такой кашей, а хлеб и немалый кусок колбасы другим не подавали, только коннетаблю.
– Господин.
– Ну? – Солдат отложил ложку.
– Опять к вам мужики.
– Опять с кожей?
– Нет, другие.
– Ну, зови.
В донжон вошли четыре мужика, остановились у стола, один из них тихо сказал, заглянув в тарелку солдата:
– Вишь, тоже кашу кушают.
– Горох, – подтвердил другой так же тихо.
– Чего вам? – спросил Волков.
Самый высокий из мужиков произнес:
– Ну так как, ехать нам резать орешник или как?
– А я-то откуда знаю, – искренне удивился Волков.
– А кто ж знает? – еще больше удивился мужик. – Мы ж уже семьи собрали, запрягли два воза, коли не надо, так и скажите, что не надо.
– Вам Соллон велел?
– Да, – закивали мужики. – Соллон, Соллон.
– Ну так езжайте, режьте орешник.
– Тогда значит, раз орешник мы нарежем два воза, то более на барщину до урожая ходить не будем, так? – уточнил высокий мужик.
– Ладно, привезешь сюда орешник, решим что-нибудь, – пообещал Волков.
– Так что, орешник сюда везти? – опять удивились мужики. – А разве не в монастырь?
– В монастырь? – в свою очередь удивился солдат.
– Так стройка-то в монастыре. Орешник в клети под штукатурку пойдет.
– Ну, везите в монастырь, – ответил солдат и, подумав, спросил: – А монахи с вами за орешник рассчитываются?
– Нет, – мужики даже засмеялись, – мы же за барщину работаем. А про деньги управляющий сам с монахами договаривался.
Все было непонятно и запутанно. Солдат опять стал раздражаться.
– Идите, режьте и везите в монастырь.
– А барщина как же? – не унимались мужики.
– Черт бы вас драл, идите и до урожая считайте, что отработали.
Мужики загалдели, закланялись, пошли на улицу. Волков только было начал резать колбасу, только отпил пива, как в донжон вбежал стражник из тех, кого он посылал с аудиторами в Малую Рютте.
– Господин коннетабль, – начал он.
– Вы дадите мне поесть?! – заорал солдат и в сердцах врезал кулаком по столу.
Стражник перепугался, а Ёган начал пихать его в двери, но Волков призывно махнул рукой.
– Ну, давай, что там у тебя?
– Мужики в Малой Рютте упрямятся.
– Чего? – не понял солдат.
– Двери городским господам не открывают, говорить с ними не желают, а один блажной так вообще собакой их травил, со двора гнал.
– И что говорят?
– Так ничего не говорят, не хотят с городскими говорить, и все.
Солдат вздохнул.
– Я съезжу и посмотрю, – сказал сержант, сидевший в конце стола.
– Вместе поедем.
Волков тоже встал, вылез из-за стола, допивая пиво, а Ёган схватил с тарелки колбасу и побежал к выходу.