Нечто из Рютте
Шрифт:
– Да разберись уже сам, – заорал Волков почти в бешенстве, – что ж за осел!
– Скажу тогда, чтобы в долг просил, – сказал Ёган.
Солдат не ответил, он уже поднимался по лестнице в покои в самом недобром расположении духа.
В зале было темно, тихо и сыро. В камине тлела пара головешек, на столе горела одна свеча. Обычно барон первым приветствовал Волкова, сейчас же он только глянул на него и уставился в камин. Солдат подошел и молча сел рядом с ним, посидел и сказал:
– Соллон сбежал.
Барон то ли не расслышал, то ли не отреагировал.
«К дьяволу все, – вдруг подумал солдат. –
Простые решения обычно самые верные.
Он встал, достал из кошеля бумаги, отложил доверенность на дом, а расписки кинул на стол рядом с кривым кубком барона.
– Что это? – спросил барон, глядя на бумаги.
– Это вас порадует, – ответил Волков и пошел к выходу.
– Стойте, Фолькоф! – крикнул барон.
Солдат остановился и повернулся к нему.
– Вы на меня злитесь?
Коннетабль промолчал.
– Я знаю, злитесь. Я знал, что вы будете злиться, когда отдавал приказ освободить эту чертову бабу.
– Я не злюсь, – начал было Волков.
– Да подождите вы! – закричал барон и вскочил. – Вы ничего не знаете! Ничего! Вы не знаете, что может делать моя дочь! Как она может себя вести!
– Уж я-то не знаю? Знаю, знаком с вашей дочерью не понаслышке.
– Нет, не знаете. Шесть или семь лет назад… Да нет, восемь… Да, восемь лет назад, когда к ней сватался очень знатный человек… Вы знаете, она уже в свои пятнадцать лет была красавицей. Так вот, она забежала на башню, стала на край, понимаете, совсем на край, и потребовала, чтобы он уехал. При этом все время оскорбляла его, жениха, злыми словами. Откуда она их только знала? Даже обещала его отравить и требовала, чтобы он уехал. – Барон говорил торопливо и сбивчиво. – Понимаете? Я не мог к ней подойти, никто не мог к ней подойти, она стояла там долго, пока жених не выехал из ворот. А после этого ее мать стала хворать сердцем. Это и понятно, для нас это был большой позор. Она перестала с нами общаться. Общалась только с братом и этой мерзкой тварью – своей служанкой и переехала жить в донжон. Я ничего не мог с этим поделать. А она с каждым годом становится все злее и злее. Как только я прошу о чем-то, что ей не нравится, – она начинает меня люто ненавидеть. Ненавидеть, Яро! Все утро она визжала здесь, в зале, она требовала выгнать вас, а когда моя жена попыталась ее успокоить – она стала ей угрожать. Понимаете, Фолькоф? Угрожать моей жене в моем доме.
Солдат подошел к столу и сел рядом с бароном.
– Я ничего не могу с ней поделать, – продолжал фон Рютте. – Вы знаете, сколько женихов приезжало к ней свататься? Дюжина, а может, и полторы. И все уезжали в ярости – она всех оскорбляла, а я был вынужден извиняться, извиняться и извинятся. И вдруг появляетесь вы. Настоящий человек. Я бы сказал, человек из железа. Вы знаете, что все мои болваны-стражники от вас в восторге? Даже сержант вами восхищается, а уж он не тот, кто расточает похвалы. Все видят,
– Я и не знал, что он лучший. Я думал, что он просто наглый сопляк.
– Да какая разница? Какой бы он ни был. Вы ввязались в драку за неизвестную вам женщину, то есть непонятно за что. Раньше я надеялся, что вы справитесь, а сейчас я в этом уверен.
– Справлюсь? С чем? – с подозрением спросил Волков. Ему очень не нравился этот разговор.
– Сейчас я вам объясню, только вы сразу не отказывайтесь, слышите, подумайте сначала, – вдруг сказал барон. – Я долго думал и решил. Я отдам вам мою дочь в жены. Вы тот, кто с ней справится.
Солдат открыл рот, но барон не дал ему ничего сказать:
– Подождите, не говорите ничего, пока не дослушаете.
Солдат закрыл рот. Вздохнул. Он никак не ожидал такого предложения.
– Я отдам вам ее в жены, даже если придется тащить ее в церковь за волосы. И она будет вашей, даже если ее придется привязывать к брачному ложу. Подождите! Не перебивайте меня. Вы сейчас сидите и думаете, на кой черт вам эта ведьма, а я скажу, на кой черт. Потому что за этой ведьмой я дам в приданое Малую Рютте и весь клин земли от Малой Рютте до реки. И вверх по реке до земли фрау Анны. Поверьте, это добрая земля, а у реки лучшие заливные луга в графстве. Все, что у реки, – это отличный выпас. А все, что ближе к землям фрау Анны, – добрый лес. Сейчас там, конечно, болото, но дожди же когда-нибудь прекратятся. А Малая Рютте, между прочим, это двадцать дворов крепостных и еще десяток дворов вольных. И все это будет ваше.
Солдат сидел огорошенный, не зная, что сказать. Он даже не знал: верить ли во все это или пошутить в ответ на предложение барона.
– Когда получите рыцарское достоинство, – продолжал барон, – я отдам вам дочь и с ней землю.
Волков все еще не верил своим ушам, потому что все это не укладывалось у него в голове. Потому что быть такого не могло! Никогда и нигде не отдают бароны своих дочерей за простолюдинов. Тем более давая за них в приданое мужиков и земли.
– Что вы молчите? – спросил барон. – Думаете, не отравит ли она вас после свадьбы?
– Мне надо подумать, – наконец произнес Волков, так как думал-то он как раз не об этом.
– Я знал, что вы так скажете. Вы всегда думаете, прежде чем ответить, вы умный. А что это за бумаги? – Он взял кипу бумаг и стал читать.
Читал он с трудом, но с каждым прочитанным словом его лицо менялось. Наконец он взглянул на солдата.
– Где вы это взяли?
– Забрал у трактирщика, тот выкупил эти расписки у Соллона, но по дурости своей при свидетелях ляпнул, что Соллон дал ему их на хранение. Так что они ваши.
– Надо посчитать, сколько здесь, – оживился барон.
– Здесь бумаг на сто шестьдесят один талер. Это все ваши долги?
– Не знаю, – сказал барон с радостью. – Надеюсь, что так.
– Как не знаете? – удивился Волков.
– Так и не знаю. Делами занимался Соллон, он работал на меня долгие годы. Был нам как член семьи.
– Он обворовывал вас. И, судя по всему, не очень мелочился. – Солдат встал.
Барон тоже встал, подошел к камину и швырнул пачку бумаг на тлеющие угли.