Нечто из Рютте
Шрифт:
– Отлично, а это что, книга?
– Да, как вы просили, – ответил брат Ипполит, – знали бы вы, как ненавидит вас наш брат библиотекарь, – говорил молодой монах, разворачивая дерюгу, в которую была завернута огромная книга, – у нас нет второй такой.
– Я его понимаю, я тоже люблю книги. Она не промокла?
– Нет, я ехал в закрытой повозке до самого замка.
– Отлично. Пойдем поедим? Заодно и поболтаем.
Они пошли в донжон, где на первом этаже за огромным столом расселись с едой и книгой.
Только на секунду их обоих отвлек от книги сержант, который спросил у Волкова:
– Ну так что со старостой из Малой Рютте делать будем?
– Езжай, бери его и всю семью его, всех в подвал, – быстро распорядился
– Всю семью? – удивился сержант.
– Знающие люди сказали – брать семьями. Бери вместе с детьми.
– Как скажете, – произнес сержант и тихо пробубнил: – А что там еще за знающие люди?..
Но Волков уже его не слушал. Придвинув лампу поближе, они с монахом перелистывали страницы, ища нужную главу. Найдя, начали читать. Солдату были знакомы не все слова, тут ему помогал брат Ипполит. Читать Волков любил, даже если это был не родной язык, и тем более любил, если ему было интересно. Волков читал вслух, а брат Ипполит, сидя рядом, переводил, даже не заглядывая в книгу, те слова, на которых Волков останавливался. Так, дочитав предложение до слова «pristine», он остановился.
– Это значит первозданный, первородный, – не заглядывая в книгу, перевел молодой монах.
Волков отложил книгу и пристально поглядел на него. Монах смотрел на Волкова простодушно и открыто, ожидая вопроса.
– Ты что, всю книгу наизусть выучил? – спросил солдат.
– Нет, не всю, – отвечал монашек, – только ту часть, где речь идет об упырях и их господах создателях.
– И чем же продиктован интерес к этим тварям?
– Они убили всю мою семью, – просто и обыденно ответил брат Ипполит, – вернее, убивал один упырь, такой же, какого вы изловили.
Солдат был заинтригован – ему, конечно, хотелось узнать историю монаха, но он не знал, как поведет себя брат Ипполит, захочет ли рассказывать ее, а тот захотел. Заговорил сам, без всяких просьб:
– Я родом из южного Хайланда, жил у Рекского перевала. У нас был хороший дом, добрые пастбища, хлеб у нас почти не рос, а вот овец, коров и коз имелось вдоволь. Отец был хороший пастух, а весь наш род занимался сыроделанием, а еще мы ульи держали, немного, пять или шесть, но каждый давал полведра доброго меда. Сами мы мед ели редко, в основном продавали, и я помню тот мед, он совсем не такой, как здешний. – Монах помолчал, вспоминая, и продолжил: – Ну и однажды, когда снега в ущелье уже сошли, мой отец отправился проверить ульи и исчез. Отары без присмотра начали спускаться в долину, собаки стали гнать их домой – так мы и поняли, что отец пропал. Собрались соседи, а из долины к нам поднялся народ, пошли искать отца. Искали почти неделю, думали, может, где лежит со сломанной ногой, но ни в ущелье, ни на пасеках, ни на пастбищах не нашли и следов, даже с собаками. Мама стала раздавать скот соседям и родственникам, чтобы брали его на выпас, пока старший брат не вырастет, а сами стали жить без отца. А через месяц, ближе к лету, пропала мама. Уехала к соседям с сыром и сгинула. Ни ее, ни коня, ни брички. Ничего не нашли. А мы стали жить одни: я, старший брат и сестра. Мы ждали и ждали, что мама все-таки появится или к нам хоть кто-нибудь приедет, но никто не приезжал. Долго, много дней. И старший брат захотел идти в долину к людям, но мы просили, чтобы он нас не бросал. И он не пошел. Сестра плакала без него. Да и мне было страшно, я от дома боялся отходить, даже корову вечером загнать. Однажды он пошел выгонять нашу корову на луг и вдруг стал кричать. Мы с сестрой побежали из дома, и тогда я увидел его первый раз.
– Людоеда?
– Да, это был девурер кадаверум, трупоед. Он был точь-в-точь как тот, которого вы поймали. Такая же мерзкая, протухшая туша. Он сломал передние ноги корове и гонялся за братом, а тот не бежал в дом, наверное, боялся привести его к нам, бегал вокруг коровы и кричал, и кричал, но трупоед же ловкий
Коннетабль знал это не понаслышке.
– У этой твари так пузо моталось, я думал, порвется, но он схватил его, – продолжал Ипполит, – поднял над головой и грохнул о землю, а потом наступил ему ногой на спину и сломал ее. Постоял, потоптался на нем, закинул на плечо и пошел.
– Господину нужен живой, из мертвого он кровь пить не будет, – догадался Волков.
– Да, да… – кивнул монах, – брат даже не кричал, просто висел на его плече и смотрел испуганно. Я его видел, и он меня видел. Он был жив еще. Мы сестрой боялись выходить из дома, а утром, когда выглянули, трупоед уволок и корову. Вот так мы остались с сестрой вдвоем. Еды у нас было много в доме, и мы просто сидели и ждали, что кто-нибудь из долины приедет из взрослых и заберет нас. Думал, брат отца или дедушка. Но никто не приезжал, а как-то под вечер, не знаю, сколько дней прошло, опять пришел трупоед. Мы его услышали по дыханию, он противно дышит, хлюпает, булькает громко. Еще чавкает все время и втягивает в себя сопли и глотает их. – Монах поморщился. – Мы с сестрой стали прятаться. Где пряталась сестра, я не знал, думал, она на чердак побежит. Сам я прятался в коровнике. А людоед ходил по дому и никого не боялся, гремел посудой, опрокидывал мебель, он проходил над коровником, и я слышал, как скрипели половицы и как он булькает горлом. А вот как он нашел сестру, я не слышал, просто лежал долго в коровнике, а потом вышел и побежал в долину. Бежал долго, почти всю ночь, а под утро увидел костер – это были паломники, они ходили от монастыря к монастырю, и я пошел с ними, а в нашем монастыре меня заприметил брат Ливитус, я с ним и остался.
– А ты еще кому-нибудь эту историю рассказывал?
– Всем. Первым рассказал паломникам, но они не верили, говорили, что сказки, но проверить не захотели, хотя я предлагал им подняться к нам на перевал. Они предлагали молиться побольше, я уже думал, что так мне никто никогда и не поверит, а тут представляете, вы такого же изловили.
– Ты правильно сделал, что нашел меня, – сказал Волков. – Поможешь мне найти хозяина. Как там его называют? – Он заглянул в книгу.
– Гул магистр, – напомнил монах, – вурдалак.
– Да, вурдалак. Вот только как его найти, тут не сказано. Написано, что убить его непросто. Для убийства господина нужно серебро pristine. Как ты его называл?
– Pristine значит «первородное», то есть чистое, – напомнил Ипполит.
– Значит, чистое. Я слышал, что самое чистое серебро в имперских марках. – Он залез в кошель и достал из него почерневшую и затертую от старости большую, толстую имперскую марку. – Забирай книгу и пошли, – сказал он монаху, вставая.
– Куда? – спросил монах и тоже встал.
– К кузнецу.
Кузнец поднес наконечник болта к самому носу, разглядывал, потом произнес:
– Доброй закалки шип.
– Надо сделать такой же из серебра, – сказал Волков.
– Из серебра? – не поверил кузнец. Глядел на коннетабля, думая, не шутит ли он. – Серебром броню не взять, пустое.
Он попробовал наконечник болта пальцем.
– А мне не для брони, – сказал Волков.
Кузнец внимательно посмотрел на солдата, затем на монаха. Ему очень хотелось знать, зачем это новый коннетабль переводит большие деньги непонятно на что, но если заказчик не говорит, что ж…
– Я могу выковать шип не хуже этого, а поверх него положить серебро. Внутри каленый шип, а крылья будут серебряные. Только дело это непростое.
– А почему непростое?
– Серебро на железо нипочем не ляжет само, на наконечнике придется ребра насекать.
– Насекай, полталера тебе хватит? – спросил солдат и кинул мастеру имперскую марку. – Полталера получишь, когда сделаешь мне два болта.
– Хватит. Полталера – это щедро. И еще три дня работы.
– А не много – три дня?