Нечто из Рютте

Конофальский Борис

– Денег вообще может не быть, – продолжал солдат.

Все поглядели на него.

После этой фразы лица городских господ вытянулись так, что солдат даже засмеялся.

– Успокойтесь, господа, не все так страшно. – Он достал из кошеля бумагу – это была доверенность на продажу дома Соллона – и кинул ее на стол перед магистром.

Тот взял бумагу, внимательно изучил ее и произнес:

– Мы видели этот дом, возможно, мы примем его в погашение части оплаты.

– Части? – удивился солдат. – Дом стоит пятьдесят

талеров, я надеялся, что вы мне десять талеров вернете.

– Абсурд, – заявил нотариус Деркшнайдер. – Nimia.

– Quaestio agitata, – произнес солдат.

И все опять с удивлением уставились на него. Видя их недоумение, Волков добавил:

– Argentum exigit disputateonem.

– Все равно нужно осмотреть дом, – все еще с удивлением говорил магистр Крайц. – Завтра мы выберем время.

– Время мы выберем сегодня, немедля, – ответил Волков, – и еще я хотел просить одного из вас взять управление имением на себя, хотя бы на время, пока барон не найдет нового управляющего.

Аудиторы стали переглядываться, и магистр, потерев бороду, спросил:

– И кого же из нас вы видите управляющим?

– А вот этого господина, – коннетабль указал ножом на самого молодого, – простите, не помню, как вас зовут.

– Меня? – Молодой человек опешил. – Я Крутец, Людвиг Крутец.

– У него недостаточно опыта, – предупредил магистр.

– Да, у меня нет опыта работы с такими большими поместьями, – сказал, чуть заикаясь, Людвиг Крутец.

– Зато у вас есть образование, – заявил солдат. – А опыт… – Он повернулся и крикнул: – Ёган.

– Да, господин, я тут, – появился слуга.

– С завтрашнего дня ты будешь помогать вот этому молодому человеку хоть пару дней. Он будет управляющим… пока.

– Господин, – искренне удивился Ёган, – а как же вы без меня?

– Буду что-нибудь придумывать, ты, главное, помогай господину Крутецу разобраться в хозяйстве.

– А я все-таки считаю, что господин Крутец молод для столь ответственной должности, – сказал нотариус Деркшнайдер.

– Уважаемый Деркшнайдер, – ответил ему магистр, – молодость не есть недостаток, тем более заказчик сам выбрал Людвига, и, конечно, если он не будет справляться, мы найдем ему замену. В общем, мы принимаем выбор заказчика, но господин коннетабль должен учесть, что наше вознаграждение в этом случае должно быть увеличено.

– Я почему-то знал, что ваша речь этим закончится, – усмехнулся солдат.

Все присутствующие тоже заулыбались.

– И сколько же вы хотите?

– Думаю, что десять талеров будет достаточно.

– Нет, нет, нет. – Волков помотал головой. – Это невозможно, я могу дать только пять.

Аудиторы дружно загалдели.

– Господа, господа, – Волков постучал по столу, – только пять. Имейте в виду, что и этих пяти у меня нету. Мне придется их искать, пока у меня есть только дом.

Аудиторы переглянулись. Волков умел говорить убедительно.

И магистр произнес:

– Ну хорошо, пять так пять, но дом еще надо оценить.

– Тогда приступим немедленно, – предложил солдат.

Все начали быстро доедать, вытирать губы, допивать из стаканов, вылезать из-за стола и выходить на улицу. В углу трактира Волков приметил Сыча и незаметно дал ему знак идти за ним. Сыч, якобы дремавший в углу за кружкой пива, едва заметно кивнул в ответ.

Они стояли за углом трактира, у забора, под дождем в темноте. Волков опять морщился от запаха Сыча.

– Ну, как тут дела? – спросил он.

– Суета день-деньской. К трактирщику народ прет валом, он со всем разговаривает.

– А от Соллона кто был?

– Из холопов его никого не было, а если кто другой был, то я того не ведаю.

– Смотри внимательно, мне теперь не только ла Реньи нужен, но еще и Соллон.

– Да это я скумекал.

– Старосты подбивают мужиков не разговаривать с городскими. Хочу завтра их под замок посадить. Что думаешь?

– Дело правильное, только сажайте их вместе с семьями.

– С бабами да детьми? Что за дурость? Не зверь же я.

– На первый взгляд оно, конечно, дурость, но ежели приглядеться, то лучше сажать семьями, потому что так правильно. Хотя и не по-людски, по-зверски, как вы говорите.

– Ну-ка, объясни.

– Вот, к примеру, староста – он вор, – начал Сыч, – с мужика, значит, брал, а барину не отдавал. Значит что?

– Что? – не догадывался Волков.

– А то, что деньга у него есть. Староста – это ведь не Соллон, который дома из камня строит да коней знатных покупает. Старосты – они ж из мужиков, а значит, деньгу берегут, копят. В огороде горшок с серебром, поди, припрятал, я на то побиться готов.

– И?.. – не понимал Волков.

– Вот вы старосту возьмете, а сыночек его старшенький горшочек откопает и сбежит куда, и не видать вам тех денежек никогда. А когда вы всю семью в подвал разом посадите на хлеб да в холод, то через неделю староста от бабьего воя сам поговорить захочет. Баба его ему спокойно сидеть не даст, зад у баб от камней в подвале мерзнет, уж поверьте, и просить он будет, чтоб семью отпустили, и за это он все вам скажет и без дыбы, и без железа. Все серебришко отдаст, – объяснял Фриц Ламме.

– А ты молодец, Сыч, – произнес Волков, – так и сделаю.

– Только не говорите никому, пока старост с семьями не возьмете, чтоб для них все в нежданку было.

– Понял. Ладно, ты иди и помни, мне нужны ла Реньи и Соллон.

– Помню, экселенц, помню.

Солдат было пошел, но остановился, повернулся и спросил:

– А насчет дыбы и каленого железа, если нужда будет, справишься?

– Не извольте беспокоиться, экселенц. – Сыч оскалился в недоброй улыбке. – Если нужда будет – поработаю заместо палача, хоть и не мое это дело.