Нечто подобное
Шрифт:
— Лучше смотай папуулу, — сказал Ян. Папуула начал двигаться по направлению к Луни Люку.
— Я не могу, — сказал Эл, совершенно сбитый с толку. В отчаянии он нажимал на кнопки у пояса. — Он не реагирует.
Папуула дошел до Люка, тот нагнулся, поднял его с земли и, держа папуулу под мышкой, направился к стоянке.
— Он меня одолел, — сказал Эл, ошеломленно смотря на Яна.
Открылась дверь, и вошел Луни Люк.
— Нам доложили, что вы использовали его в свободное время в личных целях, — сказал он Элу. У него был низкий суровый голос. — Вас предупреждали, что этого делать нельзя: папуула принадлежит не оператору, а станции.
— Видишь ли, Люк, — сказал Эл.
— Вас следовало бы уволить, — сказал Люк, — но вы хороший продавец, и я вас оставлю. Однако вам придется работать без помощи. — Схватив папуулу еще крепче, он направился к двери. — Мое время дорого, мне надо уходить. — И тут он увидел кувшин Эла. — Это не музыкальный инструмент — это то, в чем держат виски.
— Послушай, Люк, это реклама, — сказал Эл. — Выступление перед Николь означает, что сеть стоянок драндулетов получит престиж. Понимаешь?
— Мне не нужен престиж, — сказал Люк, останавливаясь у двери. — Я не занимаюсь поставками Николь Тибодокс; пусть она управляет своим обществом так, как хочет, а я буду делать с драндулетами то, что я хочу. Она меня не трогает, и я ее не буду, меня это устраивает. И не порть ничего. Скажи Слезаку, что ты не можешь выступать, и забудь об этом; ни один нормальный взрослый мужчина не станет дудеть в пустые бутылки.
— Здесь ты не прав, — сказал Эл. — Искусство можно найти даже в самых обыкновенных вещах, например в этих кувшинах.
Ковыряя в зубах серебряной зубочисткой, Люк сказал:
— Теперь у вас нет папуулы, чтобы смягчить сердца Первого семейства. Подумайте лучше об этом. Вы что, надеетесь добиться успеха без папуулы? — Он ухмыльнулся.
Помолчав, Эл сказал Яну:
— Он прав. Нам помог папуула. Но, черт возьми, давай все равно попробуем.
— Ты смелый, — сказал Люк. — Но совершенно безмозглый. Все же ты мне нравишься. Теперь я вижу, почему ты всегда был первоклассным продавцом в моей фирме — ты не сдаешься. Бери папуулу на вечер твоего выступления, а наутро верни его мне. — Он кинул круглое, похожее на клопа существо Элу; поймав его, Эл прижал папуулу к груди, как подушку. — Может, это и будет хорошей рекламой для драндулетов, — задумчиво сказал Люк. — Но я знаю: Николь нас не любит. Слишком много людей улизнуло из ее рук при нашей помощи; мы — брешь в маминой крепости, и мама знает об этом. — Он снова ухмыльнулся, показав золотые зубы.
— Спасибо, Люк, — сказал Эл.
— Но управлять папуулой буду я, — сказал Люк. — Издалека. Я в этом немного опытнее тебя; кроме того, его создал я.
— Конечно, — сказал Эл, — у меня, кроме того, и руки будут заняты.
— Да, — сказал Люк. — Тебе понадобятся обе руки для твоей бутылки.
Что-то в тоне Люка не понравилось Яну Дункану. Чего он хочет, подумал он. Но в любом случае у него и его дружка Эла Миллера не было выбора: им нужен был папуула. И без сомнения, Люк грог бы прекрасно им управлять; он уже доказал свое превосходство над Элом только что, и, как сказал Люк, Эл будет занят музыкой. Но все же…
— Луни Люк, — сказал Ян, — вы когда-нибудь видели Николь? — Это была внезапная мысль, интуиция.
— Конечно, — сказал Люк. — Много лет назад. У меня были куклы на пальцах. Мы с отцом путешествовали, показывая кукольные представления. И в конце концов, мы играли и в Белом доме.
— И что? — спросил Ян.
— Ей… — Люк помолчал, — ей не понравилось. Сказала что-то насчет неприличности наших кукол.
И ты ее ненавидишь, понял Ян. Ты ей не простил.
— Так оно и было? — спросил он Люка.
— Нет, — ответил тот. — Правда, один акт был стриптизом. У нас были такие куклы — «девушки-грешницы». Но это всегда воспринималось нормально. Мой отец очень переживал, но мне было все равно. — Его лицо было непроницаемо.
Эл сказал:
— Что, Николь была уже тогда Первой леди?
— Да, — ответил Люк. — Она правит вот уже семьдесят три года, разве вы не знали?
— Это невозможно, — почти хором сказали Эл и Ян.
— Конечно, это так, — сказал Люк, — на самом деле она сейчас старуха. Должно быть, бабушка. Но я думаю, она все еще хорошо выглядит. Вы убедитесь, когда увидите ее.
— По ТВ… — сказал ошеломленный Ян.
— О да, — согласился Люк. — По ТВ ей дашь двадцать лет. Но обратитесь к историческим книгам… Правда, они запрещены всем, кроме Хранителей. Я имею в виду настоящие исторические тексты; не те, что вам дают для прохождения ваших тестов. Как только вы туда заглянете, вы сможете вычислить сами. Все факты там. Где-то похоронены.
Эти факты ничего не значат, подумал Ян, если ты своими собственными глазами видишь, что она молода. А мы видим это каждый день.
Люк, ты лжешь, подумал он. Мы знаем, мы все знаем. Мой друг Эл видел ее, он бы сказал, если бы она была не такой. Ты ее ненавидишь, вот в чем причина. Потрясенный, он повернулся спиной к Люку, он не хотел иметь с ним ничего общего. 73 года правления — тогда ей где-то 90 теперь. Он вздрогнул от этой мысли, попытался отогнать ее.
— Удачи вам, ребята, — сказал Люк, жуя зубочистку.
Очень плохо, подумал Эл Миллер, что государство так разделалось с этими психоаналитиками. Он взглянул в противоположный угол своего офиса, где сидел его закадычный друг Ян Дункан. Потому что ты в плохом состоянии, подумал Эл. Но один из них все же остался, он слышал об этом по ТВ. Доктор Саперс или что-то вроде этого.
— Ян, — сказал он, — тебе требуется помощь. Ты не сможешь играть на кувшине для Николь в таком состоянии.
— Я буду в порядке, — коротко сказал Ян.