Нечто подобное
Шрифт:
Конференция между Николь Тибодокс, Герингом и четырьмя военными советниками неожиданно прервалась. Все повернулись к Гольтцу и человеку из НП.
— Фрау, — произнес Гольтц, пародируя приветствие Геринга. Он уверенно вышел вперед; в конце концов, он предвидел и это при помощи аппарата фон Лессингера. — Вы знаете, кто я. Привидение на пиру. — Он усмехнулся. Но, конечно, в Белом доме тоже был аппарат фон Лессингера, они предвидели это, как и он. Во всем этом был элемент фатальности. Этого нельзя было избежать, здесь не было никаких альтернативных
— Не сейчас, Гольтц, — холодно сказала Николь.
— Сейчас, — возразил Гольтц, направляясь прямо к ней. Человек из НП взглянул на нее в поисках указаний, он казался в высшей степени растерянным. Николь с раздражением отмахнулась от него.
— Кто это? — спросил рейхсмаршал, изучая Гольтца.
— Просто бедный еврей, — сказал Гольтц, — не такой, как Эмиль Старк, которого, как я заметил, сегодня здесь нет, несмотря на ваше, Николь, обещание. Существует очень много бедных евреев, рейхсмаршал. Как в ваше, так и в наше время. У меня нет никаких культурных или экономических ценностей, которые вы могли бы конфисковать, ни предметов искусства, ни золота, уж извините. — Он уселся за стол переговоров и налил себе стакан холодной воды из стоявшего рядом кувшина.
— Ваш зверек Марси злой?
— Нет, — ответил Геринг, привычно потрепав львенка. Он сел, посадив львенка на стол перед собой; тот послушно свернулся калачиком, полуприкрыл глаза.
— Мое присутствие, — сказал Гольтц, — мое еврейское присутствие нежелательно. Интересно, почему здесь нет Эмиля Старка. Почему, Николь? — Он посмотрел на нее. — Вы боялись оскорбить рейхсмаршала? Странно… Между прочим, Гиммлер имел дело с евреями в Венгрии через Эйхмана. И в Люфтваффе рейхсмаршала есть еврейский генерал, некто генерал Мильх. Это так, герр рейхсмаршал? — Он повернулся к Герингу.
— Я не знал этого о Мильхе, — с недовольным видом ответил Геринг, — он хороший человек — вот что я могу сказать.
— Вот видите, — сказал Бертольд Гольтц Николь, — герр Геринг привык иметь дело с евреями. Правда, герр Геринг? Вы можете не отвечать; я это видел своими глазами.
Геринг кисло на него посмотрел.
— Теперь о сделке… — начал Гольтц.
— Бертольд, — резко прервала его Николь, — убирайтесь отсюда! Я позволила вашим уличным забиякам свободно бродить везде — я это прекращу, если вы станете нам мешать. Вы знаете, какую цель я преследую. Вы же первый должны были 6 м одобрить это.
— Но я не одобряю, — сказал Гольтц.
Один из советников резко тявкнул:
— Почему нет?
— Потому что, — сказал Гольтц, — как только нацисты с вашей помощью выиграют Вторую мировую войну, они тут же уничтожат всех евреев. И не только в Европе и в России, но и в Англии, в США, в Латинской Америке тоже. — Он говорил спокойно. В конце концов, он видел это, испытал при помощи своего аппарата фон Лессингера, несколько из самых ужасных вариантов будущего. — Вспомните, целью нацистов в Мировой войне было уничтожение Вечного жида, это не было просто побочным продуктом.
Наступила тишина.
— Теперь действуй, — сказала Николь человеку из НП.
Тот прицелился и выстрелил в Гольтца.
Гольтц, отлично все рассчитав, в тот самый момент, когда пистолет наводился на него, вступил в контакт с эффектом фон Лессингера, окружавшим его. Вся сцена со всеми ее участниками стала мутной и совсем исчезла. Он остался в той же комнате Болотной Орхидеи, но людей уже не было. Он был один и все же среди неуловимых призраков будущего, собранных вместе аппаратом.
Перед ним проходила как будто процессия душевнобольных. Психокинетик Роберт Конгротян, попавший в роковые ситуации, сперва со своими ритуалами омовений, а затем с Уайлдером Пемброуком; этот представитель НП что-то сделал, но Гольтц не мог понять что. Затем он увидел себя, сперва обладающим огромной властью, а затем неожиданно, непостижимо — мертвым. Николь тоже проплыла мимо него в нескольких совершенно новых образах, которые он не мог осознать. Казалось, везде в будущем царила смерть, ожидала каждого. Что это значило? Галлюцинация? Крушение уверенности, казалось, ведет прямо к Роберту Конгротяну. Это было действие психокинетической силы, искривление ткани будущего, осуществляемое парапсихологическим талантом человека.
Если бы Конгротян знал, подумал Гольтц. Сила такого сорта — тайна даже для ее обладателя. Конгротян, запутавшийся в тумане собственной умственной болезни, совершенно не способный выступать и все же существующий, все же принимающий огромные размеры на ландшафте завтрашних дней, дней, которые впереди. Если бы я только мог проникнуть туда, понял Гольтц. Этот человек, который является, станет главной загадкой для всех нас… Тогда бы я все понял. Будущее не состояло бы из неопределенных теней, растворенных в конфигурациях, которые обычный разум — во всяком случае мой — никогда не сможет распутать.
В своей комнате в нейропсихиатрическом госпитале «Цель Франклина» Роберт Конгротян громко объявил:
— Теперь я совершенно невидим.
Он вытянул свою руку вверх и ничего не увидел.
— Свершилось, — добавил он, но не услышал и своего голоса, его тоже нельзя было воспринимать. — Что мне теперь делать? — спросил он четыре стены комнаты. Ответа не последовало. Конгротян был совершенно один; у него больше не было никакого контакт с той жизнью.
Мне нужно отсюда выбираться, решил он. Поискать помощи — здесь мне не помогут; они не смогли остановить процесс.
— Я отправляюсь в Дженнер. Повидаюсь с сыном.
Не было смысла искать доктора Саперса или любого другого врача, ориентированного на химиотерапию или нет. Период поисков терапии прошел. А теперь — новый период. В чем же он заключался? Он еще не знал. Однако он скоро узнал бы. Если бы прожил этот период. А как он мог это сделать, когда во всех смыслах он уже умер?