Нечто подобное
Шрифт:
— Номера с кувшинами, — сказала Николь. — Мы перешли от Роберта Конгротяна к этому. Я начинаю думать, что нам следовало бы пригласить и Бертольда Гольтца. И думаю также, что в дни варварства их развлекал Kirsten Flagstad.
— Может, все изменится, когда к власти придет следующий Хозяин, — сказала Жанет.
Внимательно глядя на нее, Николь спросила:
— Каким образом вы узнали?
— В Белом доме все об этом говорят. В конце концов, — Жанет Раймер ощетинилась, — я Хранитель.
— Как чудесно, — сардонически сказала Николь. — Тогда, должно быть, вы ведете истинно восхитительную жизнь.
— Могу ли я спросить, каким будет следующий Хозяин?
— Старый, — сказала Николь. — Старый и усталый, подумала она. Изношенный, как волокнистая фасоль, чопорный и официальный, полный моралистических речей; настоящий тип лидера, который может вбить послушание в массы Исполнителей. Который сможет еще со скрипом удержать эту систему еще немного. И, согласно аппарату фон Лессингера, он будет последним Хозяином. По крайней мере, это наиболее вероятно, и они не вполне понимают почему. Похоже, у них есть шанс, но очень маленький. Время и диалектические силы истории на стороне самого ужасного существа из всех возможных. Этого вульгарного Бертольда Гольтца.
Однако будущее не было строго определено, и всегда есть возможность чего-либо неожиданного, невероятного. Все, кто имел дело с аппаратом фон Лессингера, понимали, что течение времени было просто искусством, а не точной наукой.
— Его будут звать Дитер Хогбен, — сказала Николь.
Жанет захихикала:
— Ой, нет, только не Дитер Хогбен! Или Это Хойбейн?
Чего вы пытаетесь добиться в самом деле?
— Он будет весьма величественным, — сухо сказала Николь.
За ее спиной раздался какой-то звук. Она обернулась и оказалась лицом к лицу с Уайлдером Пемброуком из НП. Пемброук казался жутко взволнованным, но довольным.
— Миссис Тибодокс, мы поймали Роберта Конгротяна. Как и предсказал доктор Саперс, он был в притоне драндулетов и пытался улететь на Марс. Нам привезти его в Белый дом? Взвод в Сан-Франциско ждет указаний, они все еще на стоянке.
— Я поеду туда сама, — внезапно решила Николь. И попрошу его, подумала она, отложить, отказаться от мысли иммигрировать. Самостоятельно отказаться. Я знаю, что могу заставить его, — нам не придется применять силу.
— Говорит, что он невидим, — сказал Пемброук, когда они с Николь спешили по коридору Белого дома к взлетному полю, которое находилось на крыше. — Однако взвод говорит, что прекрасно виден, по крайней мере им.
— Еще одна его иллюзия, — сказала Николь. — Нам необходимо суметь прояснить все это сейчас же, я скажу ему, что он видим, и кончено.
— И его запах…
— К черту, — сказала Николь. — Я устала от его болезней. Я устала от того, что он балует себя своими ипохондрическими наваждениями. Я собираюсь применить всю силу и могущество и авторитет государства по отношению к нему; скажу ему категорически, что ему придется оставить все свои воображаемые болезни.
— Интересно, что с ним станет? — задумался Пемброук.
— Конечно, он подчинится, — сказала Николь. — У него не будет выбора: дело в том, что я не собираюсь его просить, я собираюсь ему сказать.
Пемброук взглянул на нее, пожал плечами.
— Мы слишком долго со всем этим возились, — сказала Николь. — Запах — не запах, видимый — невидимый. Конгротян служит в Белом доме, он должен появляться там по расписанию и давать концерты. Он не может ускользать на Марс, или в «Цель Франклина», или в Дженнер, или куда-либо еще.
— Да, мэм, — рассеянно сказал Пемброук, погруженный в собственные путанные мысли.
Когда Ян Дункан достиг притона драндулетов номер три в центре Сан-Франциско, он обнаружил, что опоздал предупредить Эла, потому что НП уже приехала: он увидел припаркованные полицеиские машины и одетых в серое полицейских, толпящихся на стоянке.
— Выпустите меня здесь, — приказал он такси. Он находился в квартале от стоянки; это достаточно близко.
Он заплатил машине и продолжил свой путь пешком. У стоянки образовалась маленькая группка любопытных прохожих, которым нечего было делать. Ян Дункан присоединился к ним, вглядываясь в полицейских, вытягивая шею и притворяясь, что несказанно удивлен появлению стражей порядка.
— Что происходит? — спросил мужчина, стоявший рядом с Яном. — Я думал, они еще не собираются набрасываться на эти стоянки драндулетов. Я думал…
— Должно быть, изменение в праполе, — сказала женщина слева от Яна.
— Праполе, — эхом отозвался озадаченный мужчина.
— Это термин Хранителей, — надменно сказала женщина. — Правительственная политика.
— А-а, — протянул мужчина и кротко кивнул.
Ян сказал ему:
— Теперь вы знаете термин Хранителей.
— Да, — вскинул голову мужчина. — Так оно и есть.
— Я тоже однажды знал один термин Хранителей, — сказал Ян. Теперь он увидел Эла внутри офиса. Он сидел лицом, к двум полицейским из НП. Другой человек стоял рядом с Элом, фактически два человека. Один, решил Ян, наверняка Роберт Конгротян. Другой — он узнал его — один из жителей «Адмирала Буратино», мистер Страйкрок с верхнего этажа. Ян встречал его несколько раз на собраниях и в кафетерии. Его брат Винс служил теперь проверяющим удостоверения личности в их доме.
— Термин, который я знал, — пробормотал он, — был «всеряно».
— Что значит «всеряно»? — спросил мужчина рядом.
— Все потеряно, — сказал Ян.
Этот термин подходил к этой ситуации. Определенно Эла арестовали. Фактически в таком же положении были Страйкрок и Конгротян, но Яну было наплевать на них — он думал о Миллере и Дункане, классических кувшинах; о том будущем, которое открылось, когда Эл согласился снова попробовать играть; о будущем, которое так явно решительно закрылось для них. Мне следовало этого ожидать, подумал Ян. Что перед тем, как мы попадем в Белый дом, вмещается НП и арестует Эла, положит всему этому конец. Это невезение преследует меня всю жизнь. И с какой стати оно смягчится сейчас?