Нечто подобное
Шрифт:
— У меня нет полномочий, — начал Геринг.
— Послушайте, — она наклонилась к нему, — вы бы лучше их нашли. Что вы подумали, какие у вас появились мысли, когда вы увидели свой огромный вздутый труп, лежащий в тюремной камере в Нюрнберге? У вас есть выбор: либо это, либо приобрести полномочия для переговоров со мной.
Она снова откинулась на спинку кресла и отхлебнула холодного чая.
Геринг хрипло бросил:
— Я… еще подумаю. В течение нескольких часов. Спасибо, что даете время. Лично я ничего не имею против евреев.
Я бы с удовольствием…
— Тогда так и сделайте. — Николь встала. Рейхсмаршал сидел, обмякший,
Бог знает зачем они пришли. Разве им больше нечего делать? Она думала о них уже много раз до этого, в те предыдущие разы. Были ли это все время одни и те же люди? Интересные размышления.
Она завернула за угол… и обнаружила себя лицом к лицу с Бертольдом Гольтцем.
— Едва я услышал, сразу сюда поспешил, — будто бы нехотя сказал Гольтц. — Значит, старичок отыграл свой акт, и теперь его поторапливают. Этот долго не продержался. И его заменит герр Хогбен, некая мифическая, несуществующая конструкция с таким подходящим названием. Я был сегодня на производстве Фрауенциммера: у них там дела разворачиваются.
— Что вам здесь нужно? — требовательно спросила Николь.
Гольтц пожал плечами:
— Наверно, просто поговорить. Мне очень нравится болтать с вами. Однако на самом деле у меня есть вполне определенная цель: предупредить вас. «Карп и сыновья» уже послали в производство Фрауенциммера своего агента.
— Мне это известно, — сказала Николь. — И не называйте фирму Фрауенциммера производством. Они слишком малы, чтобы быть картелем.
— Картель может быть небольшим по размеру. Важно, что у них вся монополия, конкуренции у них нет. Теперь, Николь, послушайте меня; лучше пусть аппарат фон Лессингера предскажет вам события, связанные с людьми Фрауенциммера. В течение будущих двух месяцев по крайней мере, я думаю, вы удивитесь. Карп не собирается так легко сдаваться, вам следовало бы подумать об этом…
— Мы контролируем ситуацию.
— Нет, — сказал Гольтц. — Вы ничего не контролируете. Загляните вперед, и вы увидите. Вы становитесь самодовольной, как большой жирный кот.
Он увидел, как она дотронулась до кнопки «Опасность» у себя на горле, и широко улыбнулся.
— Тревога, Никки? Из-за меня? Тогда я, пожалуй, прогуляюсь. Кстати, поздравляю с успешным задержанием Конгротяна перед тем, как он сумел улететь. Это был гениальный, удачный ход с вашей стороны… Однако… вы этого еще не знаете, но ваша поимка Конгротяна повлекла за собой чуть больше, нежели вы ожидали. Пожалуйста, воспользуйтесь своим аппаратом фон Лессингера: он совершенно необходим в таких случаях.
В конце коридора появились двое полицейских из НП. Николь резко им махнула, и они потянулись
Зевая, Гольтц исчез.
— Он исчез, — с упреком сказала Николь. Конечно, он исчез, — этого она и ожидала. Но, во всяком случае, это прекратило их разговор, она избавилась от его присутствия.
Нам следует отправиться в прошлое, подумала Николь, в детство Гольтца, и там его уничтожить. Но Гольтц и это предвидел. Он уже давно был в прошлом, в день своего рождения и на протяжении всего детства: охраняя себя, тренируя себя, лелея себя-ребенка. Через принцип фон Лессингера Гольтц стал по сути дела своим собственным отцом. Он был своим собственным постоянным спутником, своим Аристотелем в течение первых пятнадцати лет своей жизни, и поэтому молодого Гольтца нельзя ничем удивить.
Удивление. Это тот элемент, который фон Лессингер почти полностью убрал из политики. Теперь все было только в стиле «причина — следствие». Во всяком случае, так она надеялась.
— Миссис Тибодокс, — сказал один из полицейских очень почтительно, — вас хочет видеть человек из АО «Химия». Некий мистер Мерилл Джадд. Мы провели его наверх.
— Ах да, — кивнула Николь. Она назначила ему встречу; у Джадда были какие-то новые предложения насчет лечения Роберта Конгротяна. Психохимик прибыл в Белый дом сразу, как только узнал о том, что Конгротяна нашли.
— Спасибо, — сказала она и направилась к комнате Калифорнийских Маков, где должна была встретиться с Джаддом.
К черту этих Антонов, Феликсов, Карпов, думала она, спеша по застланному коврами коридору. Двое полицейских следовали за ней. Предположим, они попытаются саботировать проект Дитера Хогбена — возможно, Гольтц прав, возможно, нам надо с ними бороться! Но они так сильны. У них так много ресурсов. Карпы, отец и сын, были профессионалами в этом деле, даже в большей степени, чем она.
Интересно, что конкретно подразумевал Гольтц, думала она. Насчет того, что мы способствовали чему-то большему, чем ожидали, когда вновь обрели Роберта Конгротяна. Связано ли это с Луни Люком? Он ведь в одном ряду с Карпом и Гольтцем: еще один пират и нигилист, все для себя за счет государства. Сколько сложностей! И все же все эти проблемы перекрывала одна, похожая на ноющую боль, — вопрос Геринга. Рейхсмаршал просто не мог решить, и не хотел, ни за что не хотел ставить точку, и его нерешительность тормозила все дело, отвлекала ее внимание, и все это стоило ей слишком дорого. Если Геринг не решится сегодня к вечеру… Он окажется, как она его и заверила, снова в своем времени к восьми часам вечера. Примет участие в поражении, которое в конце концов — а он наверняка все узнает — будет стоить ему жизни. Я прослежу, чтобы Геринг получил в точности по заслугам, зло подумала она. И Гольтц, и Карп тоже. Все они, включая Луни Люка. Но это надо сделать осторожно, с каждым по очереди. А сейчас у нее самая неотложная проблема — Конгротян.
Она быстро вошла в комнату Калифорнийских Маков и приветствовала психохимика из АО «Химия» Мерилла Джадда.
Яну Дункану приснился жуткий сон. Отвратительная старуха с зеленоватыми сморщенными пальцами царапала его, скулила, упрашивая что-то сделать. Он не понимал, что именно, так как ее голос сливался, был неразличим, слова проглатывались ее беззубым ртом, терялись в извилистой дорожке слюны, которая сбегала по подбородку. Он боролся, чтобы освободиться от нее, чтобы проснуться, убежать от нее…