Неделя холодных отношений
Шрифт:
– Сейчас бы нашего Пэла сюда! Помнишь, как он в снегу ночевал?! С ним сейчас так тепло было бы спать!
«Я помню всё, малыш…».
– А когда он на балкон выходил зимой?! Через час целый сугроб из него получался, настоящая куча снега, а в ней только три дырочки – чёрные глаза и нос.
Горел огонь, шумел лес, говорил сын…
Капитан Глеб Никитин понял, что очень устал.
Однажды знакомый лесник позвал его помочь стоговать сено. Любая физическая работа была в те времена по плечу и в радость Глебу, но тогда, на сенокосе, он неожиданно, мучительно устал. Жара, сухая пыль, непривычные движения…
Ему было стыдно за минуты той слабости.
Впервые за эти дни капитан Глеб заснул раньше своего сына.
Обжорство
– Хорошая грудинка, сочная. Мне её тот фермер до сих пор поставляет, помнишь, к которому мы Юрика в прошлом году лечиться возили?
– Нет, не хочу…
Не стесняясь ничем, Николай Дмитриевич шумно сопел, в правильной очередности рассматривая мясные продукты, аппетитно разложенные перед ним на просторном подносе.
– А буженинки?
– Ну, что ты в самом-то деле! Пристал со своим салом!
Изображая весёлый смех, Татаринов тихо хрюкнул.
– Не боец ты, однозначно, нет!
Зелень и уже очищенные зубчики чеснока приютились на самом краю подноса, рядом с ломтиками мягкого сыра.
– И что – он так и не появлялся? С выходных? И не звонил?
Ефим Маркович отрицательно покачал головой.
– А дома он был?
– Нет.
Они смогли встретиться только под вечер.
Ефим Лукин доехал из центра и сразу же зашёл в кабинет к Николаю.
У окна ему стоять было приятно, через тонкие шторы хорошо и прозрачно виднелись жёлтые огни большого жилого дома напротив. По тёмно-белой улице шли с работы многочисленные одинаковые люди. Он сам открыл форточку – от запаха чеснока и тёплой жирной пищи его всегда мутило.
– Где же этот стервец бегает-то?
Николай тщательно вытер блестящие пальцы и губы недоеденным куском чёрного хлеба.
– А почему ты думаешь, что это не он разбил машину?
Не поворачиваясь от подоконника, Лукин начал говорить.
– Да я ключи у него отнял от «Мерседеса», в пятницу, когда он здесь нажрался и драться-то начал! Запретил вообще тогда машину брать.
– Ну?
– Чего «ну»?! В полиции говорят, что замок на двери взломан и сигнализация отключена.
– Так может это он? С пьяных глаз чего не выдумаешь…. Ты майора-то нашего этим делом озадачил? Чего он планирует делать?
– А-а… – Ефим Маркович расстроено махнул рукой. – Какие-то отпечатки они там уже сделали, на экспертизу отослали, теперь свидетелей ищут. Вроде кто-то из моих соседей пацанов молодых около машины видел…. Не знаю, мне сейчас не до этого.
Ефим так стремительно шагнул к столу, что Татаринов даже прекратил жевать.
– Ты чего?
– Короче, Николай, я решил!
На этот раз Николай Дмитриевич был действительно внимателен.
– Знаешь, что он заявил мне в пятницу?! Ты не представляешь! Этот маленький ублюдок уже пообещал продать свою долю в агентстве заводским бандитам, ну, этим, братьям Утюжниковым. А сам на их деньги хочет открыть модный ресторан. Со средиземноморской кухней!
Ефим с неприятной гримасой повторил слова сына.
– Ну и ты…?
– Ну, я и решил, что пора ставить парня на место! Совсем зарвался сынуля!
Не очень-то и взволновавшись услышанным, Николай Дмитриевич опять принялся неспешно раздвигать пальцами разложенные по всему подносу куски разного мяса. Выбрал ломтик сырокопчёного, положил на него полоску белого несолёного сыра.
– Не расстраивайся. Ещё древние фараоны утверждали, что времена меняются, что всё люди говорят только о своём, а дети наши никак не хотят слушаться своих родителей.
– Да пойми же ты! Последние полгода мы с тобой только и делали, что нянчились с моим сыном: «Вадик то, Вадик сё…». А он.… Как нарочно, как издевался! Мы-то понадеялись, что они смогут нас подменить, по-резвому, по-молодому, с образованием! С нашей-то помощью…
– Ты понадеялся.
Татаринов остро взглянул на партнёра маленькими внимательными глазками.
– Это ты решил подарить ему кусок нашего общего дела. Разве я неправ?
– Ладно тебе…
– Николай. – Ефим Маркович вплотную пододвинул стул к столу и трудно опустился на него. – Я предлагаю нам с тобой прямо сейчас определить день свадьбы наших детей. Не откладывая. Только не перебивай меня, прошу! Я всё продумал. Назначаем сами дату, не ждём, пока эта размазня набегается где-то и примет решение! Когда известен срок – это всегда дисциплинирует. Во-первых.
Сидеть, имея под самым носом столько мяса и отчего-то упрямого партнёра, было свыше сил Лукина. Он опять вскочил и принялся расхаживать по кабинету.
– Вадим весь этот год получал прибыль со ста сорока рекламных щитов в Октябрьском районе и в Заречье. И ты прекрасно знаешь, что это весьма приличные деньги. Так? Так. А какую практическую пользу он принёс нашему с тобой агентству? Ноль! Я предлагаю его наказать.
Ефим Маркович опёрся обеими руками на то место на столе, откуда Николай по собственной инициативе, но очень нехотя убрал свой изобильный поднос.
– Как?
– С января ему – никакой прибыли! И он обязан возвратить мою долю. То есть мы приводим всё в первоначальный вид, как было до его появления здесь. Ты был тогда прав, извини. Плохо, конечно, что я тебя тогда не послушался, думал, что всё-таки сын, что сразу же почувствует ответственность за своё собственное дело.… Во-вторых, одновременно с внесением изменений в документы, предупреждаем его, что совсем выгоним из фирмы, если к свадьбе не образумится.
Ковыряясь спичкой в зубах, Татаринов возражал Ефиму вяло и негромко.