Недвижимость
Шрифт:
Теперь уже мне пришлось хмыкнуть.
– Отличный план. Может, всю пятнашку сегодня? А чего тянуть? И разбежимся. А уж квартирку мы когда-нито потом оформим. Что нам квартирка? Нам главное – деньги вам отдать. А квартирка погодит.
Нам не к спеху. Возьмете пятнашку-то?
– Не, ну чё ты опять, – загнусил он. Удивительно знакомый был голос. Впрочем, все гнусавые приблатненные голоса довольно похожи. – Чё ты межуешься? Я дело говорю. Да все нормально будет, чё ты. Если он чонить там залупнется – свистнешь, подскочим конкретно. А? Все нормальные пацаны. Разберемся в пять минут.
– Нам квартира нужна, а не разборки. Какой может быть
Сегодня встречаемся. Я с покупателем приеду. Если ему все подходит – закладываемся на следующую неделю. Готовы документы – тут же оформляем. Годится?
– А если кинете?
– Нет, ну если у вас там где-нибудь другой покупатель есть – то мы не возражаем. Пожалуйста. Пусть покупает. Мы переживем как-нибудь… Я же говорю: у вас все равно документов нет.
Подвернется покупатель – флаг вам в руки. А не подвернется – так в пятницу на нашего оформим.
– Нет, не пойдет, – заупрямился он. – Мы, значит, это!.. а вы потом!.. нет уж! Штуку вперед! Сегодня.
– Ага, понял. Ладно, что нам время попусту терять… Хрюши нету, так хотя бы Степаше кланяйся.
– Чего? – сказал он. – Э, э! Погоди! Слышь? Через пять минут можешь набрать?
Я позвонил через пять минут.
Трубку взял этот гнусавый – и опять показалось, что голос знаком.
– Ладно, валяй, – сказал он. – Годится. Запрессовали.
Подъезжайте тогда. Смотри, слышь. Кронштадтский, двадцать два…
– Какой еще Кронштадтский, если квартира на Технической?
– Так а чё квартира? Мы-то здесь… и бумаги здесь, и все. Чё ты?
– Я-то ничего, и покупателю все равно, где вы. Хоть на Марсе.
Только он квартиру хочет посмотреть. А квартира – на
Технической. Давайте там. Во сколько?
– Не, ну ты чё, в натуре! Нам туда тащиться!.. – Он повыл секунд тридцать, потом, как водится, зажал трубку, посовещался и сказал: – Ладно. К трем подтянемся.
– Бумаги, бумаги не забудьте!
Я набрал другой номер.
– “Самсон трейдинг”, здравствуйте, – промурлыкала пластмассовая секретарша.
Первое, что сказал Кастаки, взяв трубку, было:
– Слушай, так ты вчера так и не воспользовался?
– Зато ты воспользовался вдвойне, – съязвил я. – Полной ложкой.
– А что ж. – Он добродушно хохотнул. – Я же говорю – уплочено.
– В три часа на Технической. Пиши адрес.
– Башка трещит, – пожаловался Шура.
– Не у тебя одного, – сказал я. – Не опаздывай, мне еще к пяти в
“Свой угол”.
23
Я встал на углу, у помойки, как договорились.
Шуры не было.
Я сидел в машине, поглядывая то на часы, то в сторону дымящей теплостанции, откуда должен был показаться его “ниссан”.
Голова просветлела. Но не до кристальной ясности. Я утешал себя надеждой, что Кастаки чувствует себя не лучше. И поделом.
У меня не хватило воли его остановить. У меня никогда не хватает воли кого бы то ни было останавливать. У меня не хватает воли даже на то, чтобы самому остановиться. В “Диком гусе”, слава богу, не было никаких эксцессов. Правда, под конец застолья
Шурик стал удивительно придирчив и трижды гонял все более мрачнеющего официанта за /другим/ кофе, утверждая, что /этот/ совсем не пахнет. Я был совершенно трезв. Нет, я, конечно, захмелел с самого начала. А потом пришел в норму. И уже не пьянел. Да и пил-то мало. Я вообще на это дело очень крепок.
Крепче других. Когда другие
Азербайджанский, что ли? Или дагестанский? Да ладно, лишь бы не чеченский… Собственно, единственное, о чем я думал, – это поймать такси. Но оказалось, что такси уже поймал Кастаки, и не совсем пустое. Обеим было лет по двадцать пять. Не девочки, в общем. Одна светленькая. Другая темненькая. Раскрашенные лица.
Довольно похожие. Темненькая поглазастей. Я молча сунул ей бутылку, она молча же ее взяла. Ни одна из них мне и на дух была не нужна, но разорвать дружеские связи во втором часу ночи после
“Дикого гуся” – дело совершенно невозможное. Кастаки учил таксиста, как тому вести машину. Таксист невозмутимо рулил, а иногда зачем-то подмигивал мне в зеркальце. Девушки шептались и хихикали. “Вы откуда, сестры?” – спросил Шура. “Ой, ну какая разница откуда, – сказала светленькая так, что сразу стало ясно откуда. Она вообще была побойчее. – Мы же не спрашиваем, откуда вы, правда?” – “Мы-то понятно откуда, – заявил Шура. – Мы родом из детства”. Таксист хмыкнул. “Направо, – неодобрительно сказал ему Кастаки. – Из голозадого детства, вот откуда. И хотим обратно”. И громко расхохотался собачьим своим хохотом. Он сидел впереди, а я сзади, рядом с темненькой. Мы невольно соприкасались кое-какими частями тела. Части были податливы и теплы, но почему-то производили впечатление резиновых – как рядом с манекеном. Я отодвинулся к двери. Она (не дверь, а темненькая), кажется, не обратила на это внимания. “Во двор, – сказал Кастаки. – Осторожно, яма. Так с Украины, что ли?” – “С
Америки, – хихикнула светленькая. – С Вашингтона мы”. Таксист опять хмыкнул. “Ага, из Вашингтона, – буркнул он. – Отса-сити, штат Небраска”. – “Вы, мужчина, не встревайте, – сказала вдруг светленькая довольно взвинченно. – Едете себе, ну и едьте”.
–
“Ему тоже хочется, – заметила темненькая и рассмеялась. – Вот и чипляется”. У нее оказался низкий влажный голос. Она вздохнула и жестом примерной ученицы сложила руки на коленках – справа и слева от бутылки шампанского, промявшей короткую юбку. Таксист нечеловечески вывернул голову и посмотрел на нее долгим взглядом. Если б не темнота, этот взгляд мог оказаться испепеляющим. “Ты рули, рули, – посоветовал Шура. – А то сейчас доездимся”. Тогда таксист отвернулся и сплюнул. Точнее, сделал вид, что сплюнул: тьфу.