Негодяй в моих мечтах
Шрифт:
– Привет… – Какое идиотское слово!…
– Привет, Ежевичка.
– Ты еще мне жизнь, – севшим голосом промолвила она.
– Хоть ты этого и не заслуживаешь. – Он снял травинку с ее мокрой щеки. – Ты же могла умереть, глупый ты ребенок.
Она действительно совершила большую глупость и отлично это сознавала. Чувствуя себя полной дурочкой, она горестно прикусила нижнюю губку.
– Не делай так. – Его голос прозвучал странно, как-то ниже и грубее. Или он тоже нахлебался воды?
Лорел поспешно отпустила губу.
–
Хватка его пальцев на ее предплечье усилилась. Казалось, он не может отвести глаз от ее рта.
Лорел хотела, чтобы он ее поцеловал… это было бы абсолютно неподобающе и очень романтично: он ведь только что спас ей жизнь… Таково было широко известное правило, и даже Амариллис пришлось бы с этим смириться. Однако Лорел ничего не могла сделать, чтобы это случилось, потому что ее знания о подобных вещах были крайне ограничены.
Но затем Джек внезапно откатился от нее, вскочил на ноги и зашагал прочь, оставив ее на берегу… мокрую, грязную и растерянную. Долгую минуту она просто лежала на сырой траве и нежно вспоминала, как прижималось к ней его большое жаркое тело и его руки, ласково касавшиеся ее лица. Это был самый романтический момент ее жизни.
Однако через несколько минут лежания она ощутила неудобство от промокшей насквозь одежды (платья и юбок) и неприятную тяжесть мокрых, грязных, сбившихся волос. Она села, со вздохом оглядывая состояние своего нового платья.
Джек уезжал завтра. Если она и вынесла что-то из нынешнего опыта, это что не надо откладывать все до последней минуты. В любом случае Амариллис потеряла к Джеку всякий интерес. Лорел слышала, как сестра жаловалась своим друзьям, что он стал страшно нудным и она едва выносит его.
Лорел должна ему все сказать. Сегодня же вечером. Он обычно не участвовал в вечерних развлечениях. Она отыщет Джека в его комнате и признается в своей любви.
Взбодренная этим решением, Лорел встала, как смогла, отряхнула, с юбок грязь и траву. Затем она выпрямилась, огляделась вокруг и нахмурилась… Подождите минутку…
Она была на противоположном берегу этой чертовой реки!…
Однако ей мало было только вспомнить прежние чувства.
Лорел без усилия перешла от сна к реальности, словно продолжая размышления.
Ее прошлая любовь к Джеку была искренней, но бурно-страстной, сплетенной из надежд и фантазий.
Теперь она была более сложной. Сама Лорел стала другой личностью, выкованной событиями, последовавшими за его исчезновением из ее жизни.
Он тоже стал другим. Не такой потерянный. Не такой опустошенный.
Ей приходилось признать, что она рада видеть, как он возвращается к жизни. Но это вовсе не означало, что она все еще любит его.
Кто-то толкнул ее в ребра. Лорел открыла глаза.
Она протянула руку и обнаружила пухлую розовую ножку, пинавшую ее в бок.
– Как необычно, – сонно пробормотала она и пощекотала розовую пяточку.
Она
Лорел подтянула маленькую ножку ближе и поцеловала ее. Потом громко подула на ее подошву. Мелоди громко захихикала. Она уже проснулась.
– Мама, ты глупенькая, – сказала она, потягиваясь, как котенок.
Тут Лорел ощутила, что ей что-то мешает под боком, и, покопавшись под простыней, обнаружила грязный комок тряпья, называемый Горди Энн.
– Доброе утро, – вежливо приветствовала она куклу. – Если не возражаете, леди, думаю, что вы сейчас отправитесь в таз для мытья.
Мелоди перекатилась на животик и заболтала ножками в воздухе.
– Так и Прю говорит. Она заставляет Горди Энн плавать каждый раз, когда я купаюсь.
– Отлично, Прю, – пробормотала Лорел. Она села на постели и потянулась, чувствуя себя разбитой и не отдохнувшей, как будто спала с дюжиной мартышек. Она потерла напряженную шею.
С дюжиной очень бойких мартышек.
Но она не променяла бы эту ночь на золотой клад. Она улыбнулась Мелоди.
– По-моему, я слышу запах бекона!
Она обвела взглядом комнату и оцепенела. Если бы она не была так поглощена радостью пробуждения рядом с собственной дочкой, она сразу поняла бы, что все вокруг стало иным.
Ее чердачная камера превратилась в роскошную комнату.
Пожалуй, слово «роскошная» было даже слишком слабым.
Она стала чертовски шикарной! На резном прикроватном столике розового дерева, которого раньше здесь не было, стопкой лежали книги. Напротив, у противоположной стены, стоял письменный стол, огромное мягкое кресло Джека теперь располагалось у очага. Богато расшитые занавеси, почти напоминающие гобелены, свисали с крючков для сушки белья, закрывая две самые длинные стены. Они с Мелоди нежились под толстым бархатным покрывалом, а у окна стояла вещь, при виде которой сердце Лорел растаяло. Она поняла, сколько в это было вложено заботы. Она обвела кончиком пальца раздвинувшиеся в улыбке губы. Где-то в этом сумасшедшем джентльменском клубе Джек сумел отыскать виндзорское кресло-качалку. А может быть, украл его среди ночи из сада какой-то дамы.
Лорел едва сдержалась, чтобы тут же его не опробовать, но в животе у нее заурчало. И так громко, что, казалось, в комнату запустили медведя. Она наградила куклу насмешливым взглядом:
– Горди Энн! Я тебе удивляюсь! – Мелоди закатилась смехом.
На серебряном подносе под крышкой их ждал завтрак на двоих. Кроме обычной яичницы с беконом там была тарелка с овсянкой, Лорел вгляделась в кашу:
– О Боже! В ней комки.
Мелоди проворно, как обезьянка, взобралась на стул.