Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Антонова Елена Ивановна

– Простите, – робко сказал он, пытаясь обратить на себя бабушкино внимание. – Вы ведь из Гомеля? Я слышал об этом городе. Он большой?

Бабушка Гомель очень любила, поэтому с готовностью начала о нем подробный рассказ.

– Эх, Владимир Иванович, – вздохнул Михаил Андреевич. – Чувствую, что увезет вас туда невеста.

Владимир Иванович смущался и ничего не отвечал, прижимая к себе счастливую Нину.

«Видеокамеру бы, – думал Сергей, – и потом деду показать».

Удивительно, что дед ничего не говорил о возможной встрече Сергея со своей женой. Не может быть, чтобы он не представлял себе такой возможности, –

скорее всего, просто боялся об этом думать. Казалось бы, радуйся, что у тебя есть шанс пообщаться с дорогим тебе человеком, которого уже нет с тобой в этой жизни. Но, с другой стороны, если этот человек тебя просто не узнает и ты не сможешь прижать его к груди, вряд ли это принесет удовольствие. Поэтому, вернувшись назад, Сергей не стал сразу делиться с дедом.

– Даже не знаю, – озабоченно говорила мать. Она была расстроена. Дед был ее отцом, следовательно, бабушка Нина – ее родной матерью.

– Давай не будем деду ничего говорить, – решила она, насыпая в борщ столовую ложку сахара вместо соли, – а то расстроится.

– Ты думаешь, он не думает постоянно о том, что я с ней встречусь? – резонно возразил Сергей. – Он уже, наверное, «вспомнил», что я был у него в гостях.

Дед и правда вспомнил. Потому через полчаса он позвонил и очень обрадовался, услышав, что внук будет ночевать дома.

– Я к вам загляну на часок, – сообщил он и через десять минут позвонил в дверь.

– Гули нет? – первым делом осведомился он.

Гуля в отсутствие Сергея решила на всякий случай проявлять женское терпение и ласку, попросив маму звонить ей при каждом визите блудного сына, чтобы она могла встретить его, а затем проводить, махая вслед белым платком.

– Ох, ради Бога, – поморщился Сергей. – Сегодня я ненадолго.

– Что за баловство, борщ на ужин, – удивился дед.

Пока накрывали на стол, он вздыхал, вертелся на месте и бросал нетерпеливые взгляды на Сергея. Наконец сели за стол.

Александр Павлович попробовал борщ, сладкий, как сироп, и сморщился.

– Привередничаешь, зятюшка, – вздохнул дед и от души угостился ароматным борщом. Его брови поползли наверх, он осторожно положил ложку и сказал:

– Что-то мне опять странные вещи вспоминаются. – Он испытующе посмотрел на Сергея. – Мне кажется, или ты был…

– Был, – вздохнул Сергей.

– И видел?..

– Видел, – вздохнул Серей еще более сокрушенно. – Она меня не узнала.

– Просто удивительно, – саркастически воскликнул отец. – Молодая девушка, незамужняя, не узнает своего внука, который родится почти тридцать лет спустя. Безобразие!

Дед еще немного повздыхал.

– Ты бы с ней поговорил поподробнее.

– Ага, поговорил, – возмутился внук. – Ты там на меня такие взгляды злобные бросал, я думал – драться начнешь. И что ты такой Отелло был в молодости? Сам-то меня там тоже за внука не признаешь!

– А нечего было пялиться на мою невесту, – заявил дед.

Сергей чуть не захлебнулся.

– Да она же мне бабушка! – вскричал он, потрясая ложкой.

– Вы подеритесь еще, – Александр Павлович на всякий случай убрал тарелки с испорченным борщом. – Дед приревновал покойную жену к внуку! С ума сошли? – поинтересовался он.

– Да я же там не знаю, что он внук! – продолжал кипятиться дед.

– Может, поснимать бабушку на видео? – спросил вдруг Сергей.

Дед

задумался.

– Не снимай, – решительно сказал он. – Я и так все помню.

– Знаешь, дед, – вдруг решил Сергей. – Я к тебе, дед, больше в гости там не приду. И не зови. Пока твоя Нина обратно в Гомель не уедет.

– Тьфу, дурак, прости Господи, – выругался дед. – Да как я за этим отсюда прослежу-то?

XIV

Тем временем подполковник Селиванов тихо сатанел, пытаясь разобраться в последних событиях. Визит товарища Сталина до сих пор заставлял его трястись, вздрагивать каждый раз, когда открывалась дверь в его кабинет, и даже освободить несколько человек, которых еще не успели расстрелять по решению Особого совещания при НКВД – пресловутой «тройки». Он чуть не плакал, возвращая им часть незаконно конфискованного имущества. С арестом еврейской семьи «из бывших», которым удалось сохранить золотые украшения, – он уже совсем было нацелился на них, – пришлось повременить. Самое обидное, что приходилось проводить на всякий случай политучебу и конспектировать некоторые статьи Ленина наугад, чтобы при случае предъявить конспекты. Он впервые снял с полки книги из полного собрания сочинений, оставшиеся от его предшественника. Книги были покрыты толстым слоем пыли, и некоторые страницы были не разрезаны в типографии, из чего было видно, что их до него никто не открывал. Потому что кто же их читает-то?

«Общество цивилизации расколото на враждебные и притом непримиримые классы», – старательно высунув язык, переписывал он из книжки в темно-синей обложке. Эта фраза ему понравилась.

– Значит, к стенке всех – и нечего долго думать, – пробормотал он, листая страницы. – «Государство и революция», – прочитал он заглавие ленинской работы. – Так чего он от меня хотел? Зачем заключенных отпускать было? – закручинился Селиванов, запоминая цитату на случай, если придется оправдываться.

Полезное все-таки дело – политучеба. Цитатами всегда можно отбрехаться. На заседаниях Особого совещания, лихо приговаривавших к расстрелу, других аргументов и не было. Ну, разве ругнешься пару раз – сволочами их назовешь или гадами. А против ленинской цитаты попробуй-ка возрази – сам быстро во врагах народа окажешься.

В дверь тихонько постучали. Заместитель Селиванова, товарищ Голендимов, заглянул в кабинет – робко, зная крутоватый нрав шефа. Странный визит генерального секретаря, которого, можно сказать, случайно обнаружили в коридоре тюрьмы, заставлял его терзаться сомнениями.

– Я все думаю… - откашлявшись для приличия, начал Голендимов.

– Что ты делаешь? – взревел Селиванов, приходя в себя после испуга.

– Думаю… – растерянно прошелестел заместитель.

– И часто это у тебя? – поинтересовался начальник.

– Не очень, – честно признался Голендимов. – После визита … сами знаете кого… – раздумчиво сказал он, невольно цитируя Роулинг, – задумаюсь иногда, а так – нет.

Селиванов подобрел. О визите он и сам хотел поговорить и даже где-то поискать поддержку.

– И что надумал? – уже мирно спросил он.

– Да вот, – Голендимов полностью втянул свое грушевидное тело в кабинет и закрыл дверь. – Странно все это. Не по-настоящему, – объяснил он и положил на стол Селиванову газету «Правда».