Неизданные архивы статского советника
Шрифт:
Идея бредовая, но интересная.
Он долго убеждал и брандмейстера и полицейских чинов, но добился таки того, что две повозки с насосами поставили по краям Ходынского поля. Вода она завсегда успокаивает.
И пришло утро. Рассвет наступил, как и положено в пятом часу утра, осветив первыми лучами море голов. Тюхтяев занял место наблюдателя неподалеку от входа и упустил начало. Лишь гул пронесся над людским морем — «Навались!»
По окрику заработали насосы, но было поздно — и в сторон от него образовалась
А графиня-то ведьма, раз все предсказала.
Он даже увидел ее — каштановые локоны, рассыпавшиеся по плечам, странный наряд — мужской что ли?
Верно, брюки в ее позе очень даже обрисовывают то, что порядочные женщины только мужу и врачу могут показать.
— Ваше высокородие, барыня Вашим именем приказала… — бормотал городовой, потный от ужаса.
Сориентировалась, умничка. Вот только что делает здесь, среди крестьян и разночинцев?
Но вот на горизонте возник граф Татищев и Тюхтяев отправился на доклад.
— … а сама Ксения Александровна сейчас вон там, с трупами возится. — кивнул он на скопище тел.
Граф затейливо выругался и пошел в указанном направлении.
Вскоре тела вывезли, толпу успокоили, да и не было особо желающих расходиться — раз уж кто-то жизнью заплатил за эту кружку, она вдвойне желанна.
Как только ситуация стабилизировалась, Тюхтяев отправился допрашивать самую таинственную участницу происшествия. На стук вышла бледная и донельзя мрачная горничная, которая весьма неохотно пропустила гостя внутрь.
Бряцая саблей на парадном мундире, статский советник устроился в кресле.
— Я должен задать Вам, Ксения Александровна, вопросы по всей форме.
Да уж, преступница из нее не получится — похожая на большую растрепанную птицу, она зябко кутается в тонкий халатик, из-под которого выглядывают пальчики босых ног.
— Хорошо. — смотрит перед собой и вряд ли понимает, насколько непристойно выглядит.
— Извольте одеться. — такими он только шлюх допрашивал, а это совсем лишняя ассоциация.
— Зачем? — она прошлась по комнате и села на подоконник. Теперь в утренних лучах ее силуэт перестал скрывать хоть что-то. Пытается произвести впечатление? Но судя по позе — сломлена и подавлена. Сам напридумывал невесть что. Так и пришлось смотреть в блокнот.
— Как скажете. — он начал допрос. — Как Вы оказались на Ходынском Поле?
— Приехала на одолженной у графа лошади. — украла что ли?
— Во сколько?
— Минут за пять до начала… Около пяти утра. — нормальные женщины в это время спят.
— И что увидели?
— Толпа… Сначала даже не поняла, что вся эта масса — люди… Они молча и до поры неподвижно стояли, лишь иногда переговариваясь. — рассказывала так, словно призраки этих несчастных заполнили комнату и диктуют ей свои воспоминания. — Тихо было. А потом кто-то крикнул, что ларечники поделят подарки между собой. И народ рванул.
— Мужчина или женщина? — этот момент отличался в разных версиях, а этой свидетельнице он все же доверял больше,
— Все рванулись.
— Кричал кто? — раздраженно уточнил он.
— Мужчина. Я в стороне стояла, не видела даже откуда крикнули.
— Хорошо, что дальше? — поднял глаза от записей.
— Полиция пыталась их отогнать. Поливали водой. Потом все кончилось. — подняла на него кажущиеся огромными глаза.
— А Вы что сделали?
— Сначала думала уйти, а потом поняла, что могу помочь. Вернулась. Горничную отправила за графом.
— И чем же Вы можете помочь? — сколько же проблем ему всегда доставляли невежественные активисты. Да что говорить, как в 60-е пошли народники, с тех пор и мучается полиция от городских бездельников, возомнивших себя Мессиями.
— Немного изучала медицину. Отличить мертвого от живого точно сумею. — парировала самая проблемная из рода Татищевых.
— Неужели? — язвительно уточнил он.
И менее всего ожидал, что она примет вызов.
— Ложитесь. — произнесла бесцветным почти голосом и глядя в пустоту встала.
Он даже не понял, что она имеет в виду, но, когда указывают на ковер, иных трактовок уже не остается. Женщина встала рядом с ним на колени и не стесняясь распахивающегося на груди неглиже, открывающего полупрозрачное белье, начала практическое занятие по любительской медицине. И ладно бы она только говорила. И то, приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы смотреть в сторону от той родинки слева. Полбеды было пока она показывала, как проверять зрачки, определять кровоток на руке, под коленом, но потом дошла до бедренной артерии и едва не случился конфуз.
— Вот, чувствуете пульс? — она и его руку на это место положила. Да не только пульс он чувствует. Только это же стыдно-то как. Но Ксения Александровна либо чересчур тактична, либо невинна (что маловероятно при ее биографии), либо, действительно, по-медицински бесстрастно относится к любим физиологическим процессам. Тюхтяева пугали настолько оторванные от мира женщины, но и восхищали, конечно, когда приходилось сталкиваться с ними по долгу службы.
— И все это Вы… — он сдержал порыв завершить беседу и сходить остыть куда-нибудь в ледник.
— Изучала у батюшки моего в имении по журналам. А еще у всех встреченных врачей.
Хорошие же врачи вам, госпожа графиня, попадались. Руки бы им поотрывать. Ну и еще кое-что.
— Чем больше с Вами общаюсь, Ксения Александровна, тем меньше понимаю. — он первый раз за день позволил себе полуулыбку. — Продолжим. Почему Вы вообще туда поехали?
— Я русским языком говорила и Вам и графу о своих дурных предчувствиях. Должна же была узнать, чем все закончится?
— О предчувствиях? — вот этот момент напугал больше всего. С самого приезда она твердила об опасности Ходынки, причем все его сотрудники наоборот, считали эту часть праздника самой простой. И вышло, что одна необученная дилетантка все правильно разгадала, а несколько десятков высокооплачиваемых чиновников проработали зря.