Неизданные архивы статского советника
Шрифт:
— Ты, Михаил Борисович, чего красавицу-то нашу проводить не пришел? — ехидно произнес шеф перекладывая бумаги на столе.
— Не уверен, что понял, Николай Владимирович.
— Ксения Александровна скоро уже к берегам Невы домчится. А ты все тут сидишь. — откровенно же потешается.
— То есть Вы полагаете, что она согласна стать моей супругой? — что-то слишком быстро и неестественно.
— Ну, как ты скор! Ты поухаживай, они это любят. — московский губернатор достал из закромов рябиновую настойку, разлил по рюмкам, махнул свою. — На
Тюхтяев вертел в руках ее записку.
«Буду рада встретиться с Вами».
Отличная московская идея совершенно утратила свой блеск в городе рек и камня. Больше двадцати лет минуло с прошлого сватовства и целенаправленных ухаживаний, пылкость юности благополучно утрачена и забыта, впечатление о безголовости современных женщин вообще и одной в частности подтверждалось многолетними наблюдениями, но отступать поздно, тем более неизвестно, о чем они там с графом договорились.
Цветочки купил, в гражданское нарядился и прикрылся броней иронии. Так оно и привычнее, а с ней вряд ли можно иначе. Домик в Климовом переулке — тоже вот странный выбор для места жительства, есть в Санкт-Петербурге уголки, куда как более подходящие для графской вдовы — действительно странный. Нет помпезных украшений, кариатид, разноцветных орнаментов, привычных глазу москвича, да и вообще странное — наполовину резная каменная шкатулка, наполовину барак. Простовато, да еще листья эти, окна огромные, балкончик где-то в поднебесных высях, в общем, дикость какая-то.
Из недр резного холла, щедро усыпанного теми же трилистниками во всех удобных и неудобных местах, выплыла хозяйка в чем-то светло-узорчатом.
— Рада приветствовать Вас в своем доме, Михаил Борисович! — со строго дозированной иронией проговорила она. Определенно, в объятья падать не намерена.
— Теперь я лично могу поздравить Вас с новосельем. — не менее любезно ответил он, но приглашения внутрь не дождался, так и двинулись на прогулку.
Кучер хаотично пересекал улицы, мосты, а Тюхтяев пытался блистать остроумием, комментируя здания и памятники. Все же барышня проживала тут довольно замкнуто, ну если не считать историю с посланцами. И что, он хочет их переплюнуть — те, небось, павлиньи хвосты распускали не чета его. Вот и смотрит она с подозрением, даже не пытаясь уже поддерживать вежливую болтовню ни о чем.
— Михаил Борисович, а что именно Вы хотите мне показать? — уставилась она на него после очередной попытки сделать экскурсию поинтереснее.
— Хотелось бы развлечь Вас, Ксения Александровна. — несколько беспомощно все это звучит.
— Ах, как это мило. — ехидно заулыбалась она, явно планируя новую каверзу. — Может тогда в Кунсткамеру?
Молодая женщина своими ногами идет в музей? Но слово дамы — закон, так и отправились на Адмиралтейскую набережную.
Ксения Александровна уверенно проходила сквозь двери — значит
— Так с ботаники или зоологии начнем?
— Как Вам будет угодно. — за ней интереснее наблюдать, чем подчинять собственным планам.
И вот она вихрем носится между чучел и скелетов, демонстрируя удивительную информированность о привычках и особенностях разнообразных обитателей планеты.
— Откуда же у Вас столько познаний, Ксения Александровна? — это он прервал повествование о способности дикобраза молниеностно подбегать к противнику, поражать его иглами и убегать, оставляя их в теле врага.
— Да в детстве обчиталась Дарелла, а он очень живо все описывал. — не глядя бросила она.
— Ни разу не слышал о таком. — напряг память статский советник.
Его спутница замерла и после небольшой заминки прояснила.
— Это английский автор, его в Российской Империи не переводили.
— И Вы так полюбили зоологию по английским книгам? — изумился Тюхтяев и решил поискать такое и для себя.
— Да, я и английский-то по ним больше изучила. — Она огляделась и нашла новую цель. — Рептилии, здесь же где-то точно были рептилии.
И двинулись изучать недолюбливаемых Тюхтяевым гадов. Он с детства змей и лягушек не то чтобы не любил — брезговал. А эта ухоженная барышня готова с ними целоваться, если бы кто дал.
Тут появилась у Тюхтяева одна мыслишка, невозможная совершенно.
— А с трудами господина Брема Вы знакомы?
— Да! — на него обратилось сияющее от восторга лицо. — Николай Владимирович весной прислал мне полное собрание сочинений. Я несколько дней спала через раз, пока все изучила.
Понятно.
— Это же не он, верно? — она немного покраснела. — Да и где ему по книжным лавкам бегать…
— Я уже восполнил все пробелы. — искреннее смущение похоже на молодое вино.
— То есть Вы тоже интересуетесь природой? И когда только успеваете? — она даже руками всплеснула, разволновалась.
Признаться честно, сложно вспомнить когда он просто так мог полистать что-то не связанное с отчетами, но сам факт возможности радовал.
— А как Вы, Михаил Борисович, относитесь к теории господина Дарвина о происхождении видов?
Поначалу решил, что ослышался. Ну, возможно, где-то что-то слышала, но разбираться в таком? Кощунственно.
— А Вы знакомы с этой теорией?
— А как же? — она вдруг осеклась и снова забралась в скорлупу благовоспитанной барышни. — Очень интересная и разумно аргументированная теория. Мне только кажется несколько сомнительной в самом начале — все же изначально искра жизни откуда-то должна была взяться.
— И Вам было интересно читать об этом?
— Конечно. Если маленькие, поздно появившиеся теплокровные животные бодро и неумолимо вытеснили больших динозавров, то любой человек может рассчитывать на успех, если хорошо потрудится.