Неизданные архивы статского советника
Шрифт:
То есть она хочет спасать людей новыми открытиями и зарабатывать на этом? Все же аптекарский опыт впустую не прошел.
Пока отвлекала его разговорами, незаметно подошел лакей и помог встать. Больно, но терпимо. Они втроем прошлись по коридору, после чего она едва дотерпела до его кровати, чтобы проверить повязки. Крови не было, швы не разошлись.
Ближе к ужину она еще раз навестила его, проверила повязки. Заметно, что волнуется. Прошлась пару раз по комнате, подобралась поближе.
— А где же
Странно, что только сейчас начала любопытствовать. Видимо опасность миновала, и теперь можно уже и посплетничать. Разумно, если честно.
— Не берите в голову, Ксения Александровна. — поморщился Тюхтяев. Это ж расписка в своей некомпетентности.
— А все же? — она вновь калачиком свернулась в кресле.
— Да прямо на Моховой — я Его Превосходительству бумаги только завез. Даже не рассмотрел, пока с кучером договаривался.
Выслушала, встречных вопросов не задала и закручинилась пуще прежнего. О чем?
Утром проснулся от шума внизу. Судя по громовому голосу графа, он прибыл не в духе. А ведь Тюхтяев только ночью сочинил ему письмо, и вот с утра планировал отправить.
— Где он?! — прямо-таки муж-рогоносец перед кровавой расправой.
— На втором этаже в комнате для гостей. — а в голосе слышна улыбка. Действительно, сейчас только смеяться. — Устинья, проводи. И, Николай Владимирович, не очень его тревожьте, а то швы разойдутся.
Граф влетел в комнату и грозно уставился на обложенного подушками товарища.
— Живой?
— Провидением Божьим. — Тюхтяев попробовал встать, но гость остановил его.
— Правда, порезали? — это когда она ему успела сообщить?
— Да, от Вас выходил и толпу студентов встретил. Один вроде как столкнулся со мной. Не рассчитал, видимо, в основном по ребрам скользнул.
— И что дальше? — граф устроился на то же место, где накануне обитала Ксения.
— А дальше я потерял сознание, и кучер меня привез сюда. — лаконично пересказал ночь своего позора.
— И с этого места поподробнее. Почему чужой кучер тебя привез в этот дом? — как-то не очень приветливо начал губернатор.
— Я оставил письмо Ее Сиятельству и просил передать. А тут вышло, что только этот адрес у него и был.
— Неужто любовное? — хохотнул граф.
— Нет. — поджал губы Тюхтяев, уже пожалевший, что начал всю эту нелепую историю со сватовством. Графиня не проявляла ни желания вступать в брак, ни особой привязанности к стареющему чиновнику. С инженерами вон как веселится, а Тюхтяев вечно оказывается слишком унылым, назидательным, ворчливым. Назовем вещи своими именами: старым. — Прощальное.
— Ты мою Ксению бросил? — сурово сдвинул брови Татищев.
— Нет. — Тюхтяев вздохнул и извлек из-под подушки то, которое написал графу.
Тот читал внимательно, время от времени требуя подтверждения взглядом.
— Думаешь, под суд нас с тобой готовят? — хмыкнул по окончании чтения.
— Слухи такие есть. Теперь меня перед фактом поставили, что в Томск я еду или полицмейстером, или его поднадзорным.
— А по какому делу?
— Да мало ли у нас с Вами чего было? Был бы человек, статья найдется. — невесело пошутил Тюхтяев.
— Ладно, живы будем, не помрем, как мой денщик говаривал. — хлопнул по коленям граф. — Что, Ксения Александровна в сестры милосердия записалась? — он кивнул на бинты в углу комнаты.
— Поверите ли, оказалось, она впрямь разбирается в лечении. Вот на мне экспериментальное лекарство испытала, и я все еще жив. Предлагает его в промышленных масштабах делать и в армию продавать. — наябедничал Михаил Борисович.
— Да, лавочницу из нее не выбьешь. — огорчился граф.
— Не скажите, Николай Владимирович. Бок она мне сама сшила, и получше многих докторов с дипломами.
— Вот и женись тогда. Все равно считай обесчестил ее своими ночевками. — и непонятно, шутит или нет.
— Я ни словом, ни жестом… — про мысли не будем.
— Да знаю я, знаю. Хотя, может и стоило бы. — махнул рукой граф. — Выздоравливай. Тут пока спокойнее пожить.
Вечером Ксения зашла буквально на пару минут, сменила повязку, еще раз пролила все зеленой жидкостью, и ушла, погруженная в себя. Что же ей Его Сиятельство высказал? Неужели опять про замужество? Тогда вообще не стоит эту тему поднимать, раз она так переживает.
Но она ни на одну тему не заговаривала, молча проверяла температуру, осматривала рану и все грустнее становилась.
В конце концов он сам собрался, оделся — госпожа Татищева ему даже халат прикупила — и двинулся на прогулку. Действительно, коридор упирался в небольшую дверь, которая узким проходом вдоль столовой вела в салон. Каждый раз, рассматривая чужие дома, он находил черты их владельцев в обстановке, устройстве. Немножко, но находил. Здесь же все олицетворяло хозяйку — и современные ванные комнаты, и светлые интерьеры гостевых покоев, да и гостиная тоже поражала. В силу объективных обстоятельств, избытка семейных портретов у графини не было. Стены украшали акварели с инициалами «П.Т.», и это было понятно, недавно появился еще один большой портрет хозяйки — тоже в светлых тонах. А вот эту картину, прикрытую ширмой, он раньше не видел, хотя еще неделю назад прощался с ней в этой же комнате.
Бесстыдно улыбаясь зрителю, едва прикрытая опахалом из розовых страусовых перьев подпирая голову кулачком и болтая в воздухе ногами лежит животом вниз натурщица. Лицо спрятано под розовой же маской, обнаженные плечи и стройные длинные ноги словно бархатные, освещены утренним солнцем. Скорее для холостяцкого интерьера картина. Только взгляд не игривый, а дерзкий, повторяет еще один, более знакомый статскому советнику. Те же зеленые глаза, да и пальцы такие же длинные. Форма губ похожа. Или? Не может быть! Он потрогал холст — масло еще не окаменело, значит совсем свежая.