Неизданный Федор Сологуб

Лавров Александр Васильевич

Город вовсе небольшой Над Холовою-рекой. Где ни стань, увидишь поле И окрестные леса, А расширился б ты боле. Не видал бы чудеса. Не видал бы диких леших На лесных зыбучих плешах, Не видал бы домовых И коварных водяных. И тебя бы замостили Камнем сплошь и плитняком. На базар бы не ходили В старых платьях босиком Чинодралов мелких жены, Чтоб дешевле покупать: Мы ведь, вишь, не наряжены, Из чего нам передать? И мещане не срывали б Ветки гибкие с берез, И в садах своих не драли б Голых жен пучками лоз. Дочерей насильно замуж Не сдавали б, как теперь. Да расширься ты, а там уж Все изменится, поверь. 23 апреля 1884

27

К первоначальной чистоте И к первобытной простоте Я возвратиться рад. Я

вышел из дому босой, И по дороге полевой Иду я наугад. Прошел поля, вошел в лесок, Бреду задумчив, одинок, Стихи слагаю я, И ноги голые мои С улыбкой погружу в струи Веселого ручья. 31 июля 1884

28

На песке, пыли и глине Оставляя легкий след, Проходил я по долине, По-домашнему одет, Не стыдясь людей нимало. Засучив штаны и бос. Лишь фуражка прикрывала Пряди спутанных волос. Солнце жгло мои колени, И горячим стал песок. От усталости и лени В тихий я вошел лесок. Лег я на землю спокойно, Подо мной теплели мхи, Было так в душе спокойно, И слагалися стихи. А когда я возвращался Ясным вечером домой, Я невольно улыбался, Кой-где след увидев мой. Зимний след мне вспоминался, — Я нередко вечерком Через двор проворно мчался По морозу босиком, А порой и вовсе голый. В баню быстро я вбегал, И внезапно жар веселый Мне все тело обнимал. Виден был порою утром, Коль не выпал ночью снег, Хрупким скован перламутром, Ясный след, где был мой бег. 22 июля 1885

29 [27]

Господь мои страданья слышит. И видит кровь мою Господь. Его святая благость дышит На истязуемую плоть. На теле капли крови рдеют, И влажен пол от слез моих. Но надо мною крылья реют Его посланников святых. И как ни страшны эти звуки Несущих пламя боли лоз, Покорно я приемлю муки, Как принимал их Ты, Христос. Смиренно претерпев удары, Я целованьем строгих рук Благодарю за лютость кары, За справедливость острых мук. 14 сентября 1885

27

Одно из автобиографических стихотворений алголагнической тематики, по содержанию соотносится с текстами цикла «Из дневника» (см. нашу публикацию: Сологуб Ф.Цикл «Из дневника»: (Неизданные стихотворения) // Ежегодник на 1990 год.С. 109–159). Далее в комментариях указания на алголагническую природу отдельных стихотворений не даются.

30 [28]

Упадешь ты в лужу или в грязь, Или свалишься ты на сухое, — Соберется вкруг толпа, смеясь. Но веселье людям здесь какое? И зачем упавший на пути Держится, как виноватый? Средство есть насмешки отвести. Дам совет я, не гонясь за платой. Ты в глаза им прямо погляди, — Просто все, что в жизни ни случится, — И своей дорогою иди; Тотчас смех в толпе угомонится. Я недавно это испытал. К имениннику меня позвали. Я средь грязной улицы упал. Два мальчишки на мостках стояли. Устремленный к ним мой взгляд простой Сделал то, что слышим в небылицах: Ни одной насмешки озорной, И улыбки нет на детских лицах. 10 декабря 1886

28

Ты в глаза им прямо погляди… —В представлении писателя способность к гипнозу или внушению — дар избранных натур, одна из неотъемлемых черт сверхличности; таковы, например, его герои — Логин («Тяжелые сны»), Ваня Зеленев («Жало смерти»), Триродов («Творимая легенда») и др. Сологуб считал, что он обладает способностью внушения взглядом, «…рассказывал, как он однажды поскользнулся и упал, а мальчишки, видевшие это, хотели расхохотаться, но смех застрял у них в горле, так как он посмотрел на них таким „свирепым уничтожающим“ взглядом…» (см. в нашей публикации: Данько Е. Я.Воспоминания о Федоре Сологубе. Стихотворения // Лица.С. 217).

31

Люблю мою родную землю, Люблю я жизнь, и потому Страданье всякое приемлю, Покорен всякому ярму. Страданье иногда полезно Для тела, как и для души, И, кто признал закон железный, Тому и розги хороши. Стыда и боли злая вьюга Ведет насилием к добру, И потому ее, как друга, Без отговорок я беру. Но все же мы упрямо спорим, Как с диким и жестоким злом, С напрасным, безнадежным горем, С ужасным, мстительным врагом. Перед Бедою, ведьмой черной, Что сторожит у всех дверей, Склоняться в страхе так позорно, Невыносимо для людей. Мы

ведьму мерзкую прогоним Усилием ума и рук. Но не сглупим мы, и не тронем Семью стыда и кратких мук. 21 декабря 1886

32

Когда царицы скромно косы Плели, как жены пастухов, И почасту ходили босы По стогнам тихих городов. Ремнями тесными сандалий Не жали голые стопы, И не затягивали талий На удивление толпы, В те дни цветущая Эллада Рождала то, чем живы мы, В чем наша верная отрада От вековечной нашей тьмы. Воскреснет в сердце человека Давно погибшая мечта, И дети будущего века Поймут, что значит красота. 25 марта 1887

33

В окно моей темницы На склоне злого дня Ликующие птицы Наведали меня. Но мгла моей темницы Вспугнула скоро их. Ликующие птицы В просторах голубых. 8 мая 1887

34

Сплетают тени на песочке, — И в тенях много красоты, — Акаций узкие листочки И кленов крупные листы. А где смешались тени эти С тенями плотными кустов, Там на песке трепещут сети Из мелких золотых кружков. В саду, подальше, — там березки, Такие светлые стоят. От веток их порой полоски По телу моему скользят. Когда нарвут зеленых веток От белоствольных тех берез, Иной уж цвет тогда у сеток, На тело брошенных от лоз. Сперва они на белом поле Ложатся, узки и красны, А после, с возрастаньем боли, Смотря по степени вины, Они синеют, багровеют, На поле красном так близки, И вот уж капли крови рдеют, Сливаясь скоро в ручейки… Но всё ж березы, липы, клены, Акаций запыленных ряд, И даже галки и вороны И глаз, и ухо веселят. 14 июня 1887

35

Любопытные соседки У себя в саду стоят, И на окна той беседки, Где секут меня, глядят. Я заметил их местечко У ольхового ствола В час, как мама от крылечка Наказать меня вела, И один из мальчуганов, Что пришли меня стегать, Молвил: — Барышни, Степанов, Захотели много знать. Я крепился и старайся Не орать и не реветь, Только все же разорался, — Больно так, что не стерпеть. После порки в сад я вышел, Раскрасневшися, как мак, И насмешки их услышал: — Разрумянили вас как! — Эти яркие румяна Где, скажите, продают? — И хохочут мальчуганы, И Лежонов кажет прут. — Вам урок мальчишки дали? Вот какие смельчаки! — И, смеяся, убежали, — Все мои ученики. — Ну, и громко ж вы кричите, Ой-ой-ой да ай-ай-ай! Мы утешим вас, хотите? Приходите к нам пить чай. — Вас березовой лапшою Угостила ваша мать, Мы вас будем пастилою, Сладким чаем угощать. — Есть варенье из малины, И сироп такой густой, Все забудете кручины, Не стесняйтесь, что босой. Отказаться не умею, К перелазу я иду, От стыда и боли рдею, Очутившись в их саду. Самовар уже в столовой, И варенье тут как тут. — Поздравляем с баней новой! — Ну и часто вас секут! Три сестры за самоваром Наострили язычки. — Поздравляем с легким паром! — Молодцы ученики! Посмеялись, но немного, — Мы дружны уж с давних пор, — И сказала Вера строго: — Розги дома не в укор! Вы простите, мы без злости. Малость надо постыдить, А теперь пришли к нам в гости. Будем мирно говорить. 14 июля 1887

36

Осенью скучной Дождь однозвучный В окна стучит, Думы мрачит. Там на поляне В белом тумане Никнет трава. Еле жива. Лист увядает, С веток спадает. Голых ветвей Ропот слышней. Грустные взгляды, Нет вам отрады. Близь или даль, Всюду печаль. Все же не стану Злому туману Плачущий раб. Так ли я слаб? В трудной работе, В скучной заботе Я с золотой Дружен мечтой. 15 октября 1887