Неизданный Федор Сологуб

Лавров Александр Васильевич

61

Зверь-человек купается от века В напрасно-пролитой крови! Но разве нет на свете человека. Достойного любви? И разве осужден я вечно Скитаться с холодом в душе, И жизнь свой яд бесчеловечно В своем заржавленном ковше Нести мне будет бесконечно! Как жадно я искал В толпе завистливой и злобной, В душе тая свой идеал, Души, ему хоть в чем-нибудь подобной! Увы! Кого я ни встречал, — Старик ли, дева ль с пылким взором, Муж, полный зрелой красоты, — Неотразимым приговором Житейской пошлости черты На них читалися так ясно, Что и сомнение

напрасно. 11 июня 1891

62

Избрать из двух грозящих зол Одно, где менее мученья? Не даст внезапный произвол Минуты даже для сравненья. И затруднительно решить, Что легче, розги иль крапива. Ведь проще было бы сравнить, Что слаще, вишня или слива! Крапивой высекут, — так жжет. Как будто вырвался из пекла, А если розги мать берет, — Ах, лучше бы крапивой секла! Но опыт мальчику твердит, Что все же розги выбрать надо: Укус крапивы ядовит, И в розгах нет такого яда. Крапивы зуд невыносим. Укусы долги и жестоки, А после розог только дым Стыда раскрашивает щеки. 11 июня 1891

63

Вдоль реки заснувшей прохожу лугами По траве росистой голыми ногами, И гляжу на звездный недоступный строй, И мечта забавит легкою игрой. От лучей палящих ноги загорели, А во тьме посмотришь, кажется, что белы, Да и все иное, чем бывает днем, — Дальняя избушка кажется холмом, Мглистая дорога кажется рекою, А туман в лошине — снежной пеленою. Спать давно пора бы, а домой идти, — Словно позабыты к дому все пути. Точно чародейка шарф из мигов вяжет, А когда окончит, никогда не скажет, И следишь мельканье чародейных спиц, Вещее сверканье полевых зарниц, И не видишь молний, и не слышишь грома, Но душе зарница каждая знакома, И с паденьем каждой пасть в траву готов. Позабыться в беге неразгадных снов, Прикоснуться к тайне, к волшебству и к чуду, Посмотреть, каким же я в Эдеме буду. 17 июля 1891

64

Старик улыбчивый, ты медлишь на пороге, И смотришь на толпу играющих детей. Хоть ноги голые марает грязь дороги, Забавны милые беспечностью своей. Но думы у меня безрадостны и строги, Когда гляжу на них, они в душе моей, Как зарево больших и медленных огней. Обнявших светлые, надменные чертоги. Давно определен, бессмысленно суров, Начертан наш удел, о дети бедняков! И пусть в иной душе, из милых глаз мерцая, Зародыш гения дает свои ростки, Бессмысленная жизнь, и косная, и злая, Покровом тягостным сомнет его цветки. 4 августа 1891

65

Влечется злая жизнь! Ни счастья, ни свободы! Ленивей тяжких змей ползут немые дни, Летят, как ураган, стремительные годы, И гаснет радость грез, как бледные огни. Заставлены пути, заграждены исходы. Не трать остатка сил, неправды не кляни. Пускай твою ладью неведомые воды Несут лесным ручьем в таинственной тени. Лежи на дне ладьи, следи ветвей мельканье, И слушай сонных струй ленивое роптанье, И жди, спокойно жди. Бездействие не стыд. Когда для битвы нет оружия и силы. Усталого раба ничто не устрашит, — Ни холод жизни злой, ни холод злой могилы. 7 августа 1891

66

За мрак изображений Меня ты не брани, — Такой

мой скорбный гений, Такие наши дни! Суровых песнопений Моих ты не кляни, — То в мглистости томлений Горяшие огни! Гореть как можно жарче. Светить как можно ярче, Страданий не тая, За черною горою Встать красною зарею, — Вот заповедь моя. 29 сентября 1891

67

Жди удивительного чуда Иль предсказания оттуда, Где у людей едва-едва Работать стала голова. 1889–1892 Вытегра

68

В поле девушка ходила И случайно придавила Голою стопой Цветик полевой. Он головкой лиловатой Никнет до земли. Вдруг к былинке полусмятой Чьи-то кудри прилегли. Смотрит девушка, вздыхая, На больной цветок, Осторожно выпрямляя Тонкий стебелек. Говорит она тихонько: — Что мне сделать, милый мой? Взбрызнуть венчик твой легонько Свежею водой? Иль от солнца в тень лесную Мне тебя пересадить? — Шепчет он: — Сам оживу я, — Не мешай мне жить! — 19 марта 1892

69

Прохожу я тропы и дороги, Не обувши стремительных ног. Пробегают свободные ноги По просторам свободных дорог. Вот мои сапоги-скороходы, Те же в прошлый и нынешний год. Их окрасили солнце и воды, Они годны на всякий поход. 26 июня 1892

70

Пламеннее солнца сердце человека, И душа обширней, чем небесный свод, И живет от века до иного века, Что в душе созреет в урожайный год. Как луна печальна, как вода текуча В свете переменном зыбкая мечта. Пусть ее закроет непогодой туча, — Сквозь века нетленна, светит красота. 10 июля 1892

71

Много вижу следов на песке прибережных дорог. Вот оттиснулись гвозди огромных мужицких сапог; Вот следы от девичьих ботинок, и узких, и тесных, Сжавших парочку ножек, хоть белых, но вряд ли прелестных; Здесь ряды мелких ямок песок прибережный сберег, — Это — оттиски пальцев разутых ребяческих ног; Вот еще свежий след вижу я, — поперек всей дороги Точный слепок оставили голые девичьи ноги. Хороши эти слепки, и кажется мне, что прошла Здесь русалка нагая и вниз по реке уплыла. 1 апреля 1893

72

Иду я и заглядываю В окошечки домов, И радостно загадываю: Любовь из-за цветов Кого пронзит из дев иль вдов? Вот Троично-березовая Раздвинется стена, И глянет нежно-розовая Из светлого окна. Ты девушка иль весна? 6 апреля 1893

73

Не улыбайся, день прекрасный. Мне в запыленное окно, Меня печалит свет твой ясный. В моей душе темно, темно. Куешь ты стрелы золотые, Надменно-горькие лучи. О солнце! ливни огневые В мое окошко не мечи. Простился я с надеждой прежней, Не жду спасенья от небес, И цели жизни безнадежней Умом осмеянных чудес. 7 апреля 1893