Неизвестный Алексеев. Том 3: Неизданная проза Геннадия Алексеева
Шрифт:
– Я у вас впервые, – говорю я, смущаясь, – мне, видите ли, нужна справка для дома творчества. Очень срочно нужна – я завтра утром улетаю в Крым.
– Где же вы раньше-то были? – говорит женщина, поправляя очки в белой металлической оправе. – Ведь немаленький, должен знать, что во всякие такие заведения требуются медицинские справки! Вам ведь анализы надо сделать, вас обследовать надо тщательно, а вы завтра уже улетаете. Могли бы и пораньше прийти! Давайте я выпишу вам карточку, а там уж пусть врачи сами думают, что с вами делать.
С карточкой в руке подымаюсь на следующий этаж. Вокруг по-прежнему ни одной живой души.
Нахожу нужный кабинет. Вхожу. Главный врач поликлиники – тоже пожилая женщина, только волосы ее густо-рыжие, видимо, покрашенные.
– Мне бы справку, – говорю я смиренно, – я сейчас вполне здоров, меня не надо лечить. Дайте мне только справочку.
Звонит телефон, главврач снимает трубку и долго говорит с кем-то, видимо, с родственницей больного писателя: «Зря вы беспокоитесь, солнышко… Нет, нет, это пустяки… Подушка должна быть высокой… Да, да, давайте так и будем лечить… Нет, это просто приток крови… Ни в коем случае, ни в коем случае!.. И, пожалуйста, следите за стулом… Звоните, звоните, солнышко!»
Повесив трубку, главврач протянула мне исписанную бумажку:
– Вот вам направление. Сначала пойдете в лабораторию, сделаете анализ крови и мочи. После – к терапевту. Потом – опять ко мне.
– Какие анализы! – взмолился я. – Мне же уезжать надо! Понимаете? Завтра утром я уезжаю!
– Не беспокойтесь, все будет в порядке! – услышал я в ответ.
По дороге в лабораторию я опять не встретил ни одного человека. В коридорах и на лестнице по-прежнему царила таинственная тишина. В лаборатории сидела третья женщина, тоже пожилая и удивительно похожая на первых двух. Не прочитав направления и не промолвив ни слова она указала мне на стул, взяла мою руку, проткнула указательный палец иголкой и стала выдавливать мою кровь на стеклянную пластинку. После она наполнила кровью три стеклянные трубочки и приложила к моему пальцу смоченную спиртом ватку.
– Мне, знаете ли, надо еще… мочу, – сказал я, ощущая некоторую неловкость.
– Туалет – третья дверь налево, – промолвила медсестра, протягивая мне баночку из-под майонеза.
Вконец озадаченный, я отправился в туалет и вскоре вернулся с баночкой в лабораторию.
– Теперь вам к терапевту, – сказала молчаливая медсестра, и я, покорный судьбе, чувствуя себя вовлеченным в какую-то странную игру, направился к двери с надписью «терапевт».
«Терапевт наверное отсутствует, – подумал я, – не может быть, чтобы все вот так и прошло – без сучка без задоринки». Но я ошибся.
В небольшом кабинете за столом сидела очаровательная, хорошо ухоженная молодая особа в поразительно белом, накрахмаленном, отлично сшитом халате и читала какой-то пухлый роман. Заметив меня, она приветливо улыбнулась и изящным движением отодвинула книгу в сторону.
В третий раз я рассказал о причине моего визита в эту невиданную поликлинику.
– На что жалуетесь? – проникновенно спросило меня прелестное созданье, решившее посвятить свою жизнь благородному делу врачевания мастеров художественной литературы.
– Да ведь я уже говорил вам, что сейчас вполне здоров, – ответил я, стараясь произвести на прекрасную женщину наилучшее впечатление.
– Ну а вообще-то есть у вас какие-нибудь недуги? – настаивала красавица.
Я жалобно вздохнул и рассказал о моих почках и моей гипертонии.
Божественная жрица Эскулапа задала еще несколько вопросов, а потом стала советовать, как мне надо себя вести и какие травы следует пить.
– Поезжайте в Трускавец, – сказала она, – там ведь тоже есть дом творчества, и путевку вам, конечно, дадут, – для члена Союза всегда найдется путевка. Попейте воду, и вам станет намного лучше. А теперь давайте я вас послушаю. Снимите рубашку.
Игра в медицину уже нравилась мне. Я с удовольствием снял рубашку и подставил спину. После мне пришлось лечь на топчан, и мой голый живот был тщательнейшим образом прощупан.
Выписывая справку, бесподобная врачиха уговаривала меня почаще посещать поликлинику Литфонда.
– У нас очень квалифицированные врачи, – говорил она, – все на уровне заведующих отделениями. Есть даже весьма известные в городе специалисты. Они работают у нас по совместительству. Вот вам справка. Зайдите к главному врачу, она поставит вам печать. Желаю хорошо отдохнуть!
«А как же анализы?» – хотелось мне спросить, но я воздержался.
Со справкой в руке я спускался по лестнице, пытаясь осознать всё со мною случившееся. «Фантастика! – думал я. – Рей Брэдбери, Айзек Азимов, Станислав Лем, Аркадий и Борис Стругацкие!» – думал я, вспоминая забитые людьми коридоры районной поликлиники, в которой, будучи еще простым смертным, столько лет я смиренно лечился. «Теперь я причислен к элите», – думал я, идя по улице и с чувством превосходства поглядывая на прохожих. «Все-таки я кое-чего добился в жизни, – думал я с гордостью, влезая в переполненный автобус, – все-таки я выбился в люди».
3.7
8 часов утра. Аэропорт Пулково. Багаж уже сдан. Диктор приглашает на посадку.
Предъявляю контролеру билет и паспорт. Меня пропускают, и я прохожу за глухую деревянную перегородку. Здесь еще раз проверяют билет и смотрят в паспорт. Потом у меня отбирают мою дорожную сумку и просят пройти по какому-то таинственному мостику, выстланному рифленой резиной, рядом с которым стоит милиционер. После прохождения мостика мне возвращают сумку, и я облегченно вздыхаю – кажется, все контрольные процедуры закончены. Но через десять метров снова барьер, и служительница аэрофлота опять проверяет билет и паспорт.
Разозленный бесконечными проверками и почти ощущая себя международным террористом, я ступаю на ленту длинного горизонтального эскалатора (наверное, это устройство называется как-то по-другому) и медленно двигаюсь под землей в глубь летного поля. Затем подымаюсь на обыкновенном, наклонном эскалаторе и оказываюсь в просторном круглом зале со стеклянными стенами. За стеклом белеют тела самолетов, торчат их высокие хвосты.
В толпе пассажиров стою в очереди у трапа. Под брюхом нашего самолета аэродромный рабочий. В его руке стеклянная полулитровая банка из-под соленых огурцов или бобов в томате, к которой прикручена проволочная ручка. Рядом, на асфальте, – обыкновенное оцинкованное ведро. С помощью банки рабочий извлекает из самолетного чрева какую-то жидкость и сливает ее в ведро. Я улыбаюсь, мне очень хочется расхохотаться: новейший, похожий на космический корабль воздушный лайнер – и такое заурядное, древнее жестяное ведро и такая жалкая стеклянная банка.