Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Шрифт:
Деловой мир по-иному взглянул на расследование. Как отозвался один крупный банкир о Рузвельте, «он коммунист наихудшего сорта… Кто, за исключением коммунистов, может осмелиться подвергнуть расследованию дела г-д Моргана и Меллона?» Слепые реакционеры не видели, что расследования при Рузвельте имели в виду в первую очередь укрепить биржу и американский денежный рынок вообще. Крайне правые заговорили о необходимости остановить Рузвельта. Лидеры республиканцев, деморализованные выборами 1932 и 1934 годов, не могли противопоставить «новому курсу» какие-либо идеи. Бессилие национального комитета партии показывали его пропагандистские публикации. Один из шедевров носил название «Тори, жулики, дохлые коты, шарлатаны, разрушители банков, предатели». Таким оружием
Оппозиция Рузвельту свила гнездо в руководстве самой демократической партии. В 1934 году была основана Лига американской свободы. Под этим претенциозным названием сплотились старые ненавистники ФДР и новые враги президента. В нее вошли А. Смит, Дж Дэвис, Дж Раскоб, Б. Колби, семья Дюпонов, А. Слоан, У. Надсен (руководитель «Дженерал моторз») и многие другие представители крупнейших монополий. Лига свободы разъясняла, что Рузвельт предал джефферсоновскую демократию, суть которой, в интерпретации лиги, сводилась к защите прав штатов и пресечении чрезмерного расширения прерогатив федерального правительства. Объявленная цель лиги заключалась в том, чтобы научить уважать индивидуальную свободу, собственность, а правительство заставить уважать право частного предпринимательства.
Д. Лоуренс, издатель журнала «Юнайтед Стейтс ньюс», заявил, что основание лиги – «призыв к оружию». А. Смит объявил: «Я стою за возвращение к условиям, которые сделают возможным деловое руководство… Кто такой Икес? Кто такой Уоллес? Кто такой Гопкинс и, во имя всех святых, кто такой Тагвелл и откуда он вылез? Разве Ла Гардиа демократ? Если это так, тогда я – наголо остриженный китаец». Архиреакционеры в демократической партии протянули руку себе подобным в республиканской. Они солидаризировались с заявлением лидера республиканцев в палате представителей Б. Снелла, который открыл: «Цель администрации Рузвельта – не исцеление наших экономических ран, а уничтожение нашей экономической системы… в интересах введения русифицированной формы правления».
Ф. Рузвельт сохранял внешнюю пассивность и спокойствие. Он верил, что преодолеет трудности, включая бунт в собственной партии. «Нет никакого сомнения, что обстановка серьезна, – писал ФДР полковнику Хаузу, – но, когда дойдет до драки, эти парни не смогут спать вместе и, вне всякого сомнения, передерутся между собой». Но пока еще дело дойдет до этого, а Кофлин и Лонг уже вступили в союз. Они определенно договаривались о совместных действиях. В речи 4 марта 1935 г. генерал X. Джонсон просветил национальную аудиторию – «великий демагог из Луизианы и политиканствующий падре» ведут дело к тому, чтобы «американский Гитлер въехал в Вашингтон во главе войск». Он воззвал сплотиться вокруг Рузвельта, ибо «в нем наша единственная надежда».
ФДР, конечно, не дремал: за Лонгом и Кофлином было установлено негласное наблюдение.
Что касается Лиги американской свободы, то далеко не все сильные делового мира разделяли ее ненависть к Рузвельту. «Одна из моих главных задач, – писал Рузвельт в ноябре 1934 года, – не допустить, чтобы банкиры и бизнесмены пошли на самоубийство»33. Здесь было достаточно терпеливой разъяснительной работы. Она дала плоды. Как понял это М. Перкинс, предприниматель из штата Техас, поспешивший сообщить в журнале «Нэйшн», «капиталистическую систему можно более эффективно уничтожить, поручив ее защиту богачам, чем импортом миллиона «красных» из Москвы для штурма ее… Вся система частной собственности терпит крах как система, неспособная удовлетворить насущные нужды нашего народа».
Рузвельт не уставал просвещать не только словом, но и делом. Некоторые мультимиллионеры имели решающее влияние в ведомствах, проводивших «новый курс». Дж Кеннеди, например, в 1933–1934 годах возглавлял комиссию по ценным бумагам и бирже. Он поставил дело и ушел в отставку. ФДР, однако, не оставил его в покое, предложив возглавить комиссию по делам торгового флота. Кеннеди запротестовал: «Г-н президент! Я только что разделался с председательством в комиссии по ценным бумагам и бирже, делом, обходившимся
О левых критиках ФДР хладнокровно говорил единомышленникам: «Мы должны приручить этих парней и сделать их полезными для нас»35. Помянутую левизну определяли только и исключительно по ватерпасу Белого дома.
VIII
Но как быть с генералом Д. Макартуром и сенатором X. Лонгом, которых крепко опасался Ф. Рузвельт? На то были основательные причины, особенно на подступах к выборам 1936 года. Начальник штаба армии США Макартур не подавал никаких поводов, чтобы заподозрить его в политических амбициях. Он поставил ССС, гордость «нового курса», скрупулезно выполнил предначертания президента. Но служака, импозантный генерал выглядел в глазах тех политиков, кто тосковал по «порядку», человеком, способным ввести его. Он по праву аристократии крови мог быть на равных с Ф. Рузвельтом – они происходили от общей прабабки американки Сары Белчер. К ней восходила родословная и У. Черчилля.
Итак, Макартур воплощал респектабельность. Но весной 1934 года ему вдруг пришлось защищать репутацию судебным порядком. Публицисты Д. Пирсон и А. Уайт в книге «Вашингтонская карусель» напомнили о том, как Макартур расправился с ветеранами, собравшимися в Вашингтоне в 1932 году. Генерал, писали они, действовал «необоснованно, без какой-либо необходимости, произвольно, зверски», и вообще он человек «с диктаторскими замашками, недисциплинированный, неверный, мятежный». Генерал оценил ущерб своей репутации в 1750 тыс. долл., на каковую сумму вчинил иск писакам. Они как-то сумели разыскать любовницу генерала, с которой он пребывал в ссоре, и уведомили – она выступит свидетельницей на процессе. Макартур отрядил верного адъютанта Д. Эйзенхауэра разыскать озлобленную даму. Эйзенхауэр либо не проявил должной расторопности, либо ее хорошо спрятали. Макартур отказался от иска, но пришлось все же откупиться от несостоявшейся свидетельницы.
Надо думать, в Белом доме немало посмеялись над огненными страстями генерала, давно разменявшего шестой десяток. При этом наверняка отметили, что бравый военный теряет голову от крошечных волевых женщин. Тут Макартур вступил в резкий конфликт с Рузвельтом по поводу строительства армии. Начальник штаба находил, что США далеко не делают нужного. Тосковавшие по милитаризму горой стояли за Макартура. Во время одного из объяснений в Белом доме генерал вспылил и бросил в лицо президенту: «Когда мы проиграем следующую войну и американский юноша с вражеским штыком в животе и ногой врага на хрипящей глотке выплюнет последнее проклятие, я хочу, чтобы он назвал Рузвельта, но не Макартура!» Побагровевший Рузвельт крикнул: «Не сметь так говорить с президентом!» Макартур понял, что его служба окончена, и на месте предложил свою отставку.
Не так рассудил ФДР. К концу 1934 года истекал четырехлетний срок пребывания Макартура в должности начальника штаба армии. Он уходил в отставку, а там генерала уже поджидали крайне правые и очень богатые противники Рузвельта. Они могли без труда выдвинуть обиженного военачальника в президенты или подтолкнуть его на какие-нибудь действия. ФДР по-доброму решил не отрывать генерала от любимого дела. С уходом в отставку он получил назначение на Филиппины – начальником американской военной миссии, строить по своему разумению местную армию. Перед отъездом Рузвельт вручил ему медаль за отличную службу и с большим чувством просил: «Дуглас, если грянет война, не жди приказа вернуться на родину! Добирайся до США на чем угодно! Я хочу, чтобы ты командовал моими армиями!»36