Неизвестный Сталин
Шрифт:
Третьим был Евгений Александрович Гнедин, который в 1938 году работал на посту заведующего отделом печати НКИД СССР. Гнедин контролировал в Доме союзов деятельность иностранных корреспондентов, аккредитованных здесь для освещения московского судилища. В 1939 году сам Гнедин был арестован, но остался в живых после 17 лет тюрем, лагерей и ссылки [613] .
Заседание Судебного присутствия Военной коллегии Верховного суда СССР началось утром 2 марта. Зал вмещал около 500 человек. Первые пять рядов заняли работники НКВД, их было много и во всех других рядах. Государственным обвинителем на процессе выступал Прокурор СССР А. Я. Вышинский. Председателем судебной коллегии был В. В. Ульбрих. На скамье подсудимых находился 21 человек, однако всеобщее внимание было приковано к одному из них — Н. И. Бухарину. Как писал позднее один из американских историков, «этот человек был главным обвиняемым, он был наиболее значительным из всех привлеченных к советскому суду подсудимых на нашумевших показательных процессах. Любимец Ленина и всей партии, выдающийся теоретик международного коммунистического движения, главное руководящее лицо Коминтерна, Бухарин был, вероятно, наиболее известным публицистом коммунистической революции. Но теперь он был жалкой тенью того, кто — одним своим появлением на трибуне — мог вдохновлять на безудержные демонстрации собравшихся на массовый митинг. Теперь его обвиняли в тайной
613
Гнедин Е. Выход из лабиринта. М., 1994.
614
Путь к социализму в России. Избранные произведения Бухарина. Из предисловия Сидни Хэйтмана. С. 6.
О поведении Бухарина на процессе и о его последнем слове, которое он прочитал по заранее написанному тексту, у разных наблюдателей сложилось разное мнение. Солженицын писал, что Бухарин и его соратники «блеяли всё, что было приказано, раболепно унижали себя и свои убеждения, признавались в преступлениях, которых не могли совершить, и обливали себя собственной мочой» [615] . Американский ученый С. Коэн склонен согласиться с американским корреспондентом Харольдом Дэнни, который в своих репортажах из Москвы писал о мужественном и достойном поведении Бухарина: «Один Бухарин, который, произнося свое последнее слово, совершенно очевидно знал, что обречен на смерть, проявил мужество, гордость, почти что дерзость. Из пятидесяти четырех человек, представших перед судом на трех последних открытых процессах по делу о государственной измене, он первый не унизил себя в последние часы процесса» [616] . Это мнение не совсем разделяет английский дипломат Фицрой Маклин, который также присутствовал на московском процессе и писал о нем через 50 лет: «Из всех последних слов подсудимых выделялось последнее слово Бухарина. Невозможно было не почувствовать, что здесь перед нами стоял представитель исчезающей когорты — когорты людей, которые совершили революцию, которые всю жизнь боролись за ее идеалы и теперь, не желая их предавать, оказались раздавленными своими же собственными порождениями. Бухарин снова отрицал, что он когда-либо был шпионом или диверсантом или что он замышлял убийство Ленина. Это, однако, не означает, что он не виноват или не заслуживает быть десять раз расстрелянным. Отклонившись однажды от большевизма, от линии партии, он и его друзья с неизбежностью превратились в контрреволюционных бандитов» [617] .
615
Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 1. Париж, 1973. С. 410.
616
Коэн С. Бухарин и большевистская революция. М., 1980. С. 388–389.
617
Цит. по еженедельнику «За рубежом». 1988. № 26. С. 18.
Подводя итог многим из этих споров о поведении Бухарина, Роберт Конквист писал в своей хорошо известной книге: «Расчет Бухарина на то, что его тактика на процессе разоблачит всю фальшь обвинения, оказался, по-видимому, чересчур тонким, если он вообще существовал. Серьезные и независимые наблюдатели не верили обвинениям. Но впечатления более широкой политической аудитории, для которой и ставился этот судебный спектакль, были простыми: „Бухарин сознался“» [618] . Противоречия в показаниях и в последнем слове Бухарина бросаются в глаза. Признавая факты террора и диверсий, он тут же замечает, что давал на этот счет лишь самые общие директивы. «Я был руководителем, а не стрелочником контрреволюционного дела… Чудовищность моих преступлений безмерна. Я признаю себя виноватым и политически и юридически за пораженческую позицию, за вредительство, хотя я лично на этой позиции не стоял. Склонив колени перед партией и страной, я жду приговора» [619] .
618
Конквист Р. Большой террор. Флоренция, 1974. С. 781.
619
Судебный отчет по делу антисоветского «правотроцкистского блока»: Полный текст стенографического отчета. М.: Юриздат, [Б. г.]. С. 678–679.
Существует также мнение, что текст последнего слова Бухарина был заранее написан и был знаком не только А. Вышинскому, но и Сталину. При этом шли споры, конечно, неравные. Но Сталину на процессе был нужен именно Бухарин, и поэтому кое в чем пришлось уступить. Так что на самом процессе уже не было борьбы между Бухариным и Вышинским. Это была простая инсценировка, которая усиливала впечатление достоверности. В 1995 году в Архиве Президента Российской Федерации была обнаружена полная неправленая стенограмма по делу «правотроцкистского блока». В этом тексте имелась как правка не известного нам редактора, так и личная правка Сталина, который вычеркивал цветными карандашами отдельные фразы. Характерно, что Сталин оставил в тексте многие фразы, которые трактовались позднее как мужественные заявления подсудимого, но вычеркнул не очень важные в данном тексте подробности [620] . Вдова Бухарина уверена, что ее мужу обещали сохранить жизнь, может быть, и в дальней ссылке.
620
Источник. 1996. № 4. С. 78–91.
Поздно вечером 12 марта суд удалился на совещание, которое продолжалось шесть часов. Заседание возобновилось в 4 часа утра. Усталые зрители, охрана и подсудимые заняли свои места. Около Дома союзов никого не было, Москва еще не проснулась. Легенда о том, что тысячи москвичей стояли возле здания суда, ожидая приговора, не соответствует действительности. Председатель суда читал приговор около 30 минут, и все присутствующие выслушали его стоя. Восемнадцать подсудимых, в том числе и Бухарин, были приговорены к «высшей мере уголовного наказания — расстрелу».
14 марта лишь четверо осужденных на смерть подали в Президиум Верховного Совета прошение о помиловании. Рыков и Ягода были при этом кратки. Заявление Крестинского носит спокойный и даже несколько деловой характер. Письмо Бухарина было полно отчаяния и эмоций: «У меня нет в душе ни единого слова протеста. За мои преступления меня нужно было расстрелять десять раз… Но я заверяю Президиум Верховного Совета, что более чем годичное пребывание в тюрьме заставило меня пересмотреть мое прошлое, к которому я сам отношусь с негодованием и презрением. Не из страха перед смертью прошу я о милости и пощаде. Я внутренне разоружился и перевооружился на новый, социалистический лад. Прежний Бухарин уже умер, он уже не существует на земле. Если бы мне была дарована физическая жизнь, то она пошла бы на пользу социалистической родине, в каких бы условиях мне ни приходилось бы работать: в одиночной камере тюрьмы, в концентрационном лагере, на Северном полюсе, на Колыме, где угодно… В тюрьме я написал ряд работ, свидетельствующих о моем полном перевооружении. Поэтому я осмеливаюсь взывать о пощаде, апеллируя к революционной целесообразности. Дайте возможность расти новому, второму Бухарину — пусть он будет хоть Петровым, — этот новый человек будет полной противоположностью уже умершему. Я твердо уверен: пройдут годы, будут пройдены великие исторические рубежи под водительством Сталина, и вы не будете сетовать на акт милосердия и пощады, о котором я вас прошу; я постараюсь доказать, что этот жест пролетарского великодушия был оправдан» [621] . Это прошение не свидетельствует ни о гордости, ни о дерзости. Сталин, надо думать, довольно усмехнулся, читая прошение Бухарина, но помиловать его отказался. В ночь на 15 марта 1938 года Бухарин был расстрелян. По свидетельству А. В. Снегова, знакомившегося с документами о последних днях Бухарина, тот попросил перед самым расстрелом карандаш и лист бумаги, чтобы написать последнее письмо Сталину. Это желание было удовлетворено. Короткое письмо начиналось словами: «Коба, зачем тебе была нужна моя смерть?» Эту предсмертную записку Бухарина Сталин хранил в одном из ящиков письменного стола до своего смертного часа.
621
Известия. 1992. 3 сент.
Часть VII. Неизвестный Сталин
Сталин как русский националист
Портрет генералиссимуса
После победы Советского Союза в войне с Германией из официальных портретов Сталина полностью исчезли следы его грузинского происхождения. Ярко выраженные кавказские черты лица Иосифа Виссарионовича Джугашвили сглаживались в портретах уже с начала 1930-х годов. Но вместе с мундиром маршала, а затем и генералиссимуса они пропали совсем, сменившись достаточно величественным обликом «вождя всех времен и народов». Был немного приподнят лоб, уменьшен и несколько расширен заостренный грузинский нос, выровнена параллельно верхней губе линия ноздрей, уменьшен взлет левой брови и слегка выдвинут вперед подбородок. Овал лица стал очень правильным. Не менялись лишь глаза и усы, оставаясь типично сталинскими. Все портреты Сталина писались, как известно, не с натуры, а по фотографиям вождя. При этом нужны были какие-то эталоны для ретуширования, омолаживания, облагораживания и русификации портретов Сталина. Русскому народу, который Сталин уже объявил «наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза» [622] , нужен был лидер без ясно выраженных черт «инородца». В послевоенных кинофильмах «Третий удар» и «Сталинградская битва» роль Сталина играл уже не грузин, как раньше (Михаил Геловани), а русский актер Алексей Дикий, говоривший на экране без грузинского акцента. Это было сделано с личного одобрения Сталина. За каждую из этих ролей Дикий получил Сталинскую премию.
622
Правда. 1945. 25 мая.
Заказанный в 1946 году художнику Карпову портрет Сталина в парадной форме генералиссимуса моделировался, вплоть до расположения орденов и медалей, с портретной фотографии великого русского путешественника и географа генерала Николая Михайловича Пржевальского. Внешнее сходство портретов послужило поводом для слухов о возможном родстве путешественника и вождя, которого в действительности не было.
Официальная биография Сталина, изданная лишь после войны, не сообщала никаких подробностей об отце Сталина. До настоящего времени остаются неизвестными год его смерти и место его захоронения. Нельзя поэтому удивляться тому, что еще при жизни Сталина возникали легенды о том, что настоящим отцом Сталина был не сапожник Виссарион Джугашвили, а кто-то другой. Иногда упоминался один из грузинских князей. Появлялись и другие претенденты на столь почетное отцовство.
Легенда о том, что отцом Сталина мог быть Николай Пржевальский, который якобы посещал Гори, распространилась уже после войны. Эта легенда оказалась наиболее долговечной благодаря очевидному портретному сходству Пржевальского и Сталина. Она повторяется и в изданной в 1997 году новой биографии Сталина, написанной Эдвардом Радзинским: «Пржевальский, знаменитый путешественник, действительно приезжал в Гори. Его усатое лицо в энциклопедиях сталинского времени подозрительно похоже на Сталина» [623] . О том, что Пржевальский, «возвращаясь из своего путешествия, проезжал Гори, а затем высылал матери деда, Катерине, деньги», писала недавно и одна из внучек Сталина, Галина Джугашвили [624] .
623
Радзинский Э. Сталин. М.: Вагриус, 1997. С. 27.
624
Джугашвили Г. Все вспоминают руку деда // Мир за неделю. 1995. 25 сент. — 2 окт., 1999.
Действительность, однако, далека от этой легенды. Николай Пржевальский никогда не был не только в Гори, но и в Грузии. Как профессиональный путешественник Пржевальский вел подробные дневники. С января 1878 года и до конца 1881 года он находился в длительных путешествиях в Китае и Тибете, прерванных лишь один раз возвращением в Петербург в связи со смертью его матери [625] . В Китай в те времена дорога шла через Южный Урал и Среднюю Азию, и значительная ее часть восточнее Уфы состояла из верблюжьих караванов. Грузия была совсем в стороне, а железной дороги, связывавшей Москву и Петербург с Баку и Тифлисом, тогда еще не было. «Проезжать Гори» по дороге из Китая в Петербург было просто невозможно.
625
Пржевальский H. М. Третье путешествие в Центральную Азию. СПб., 1883; Хмельницкий С. Николай Михайлович Пржевальский. М.: Молодая гвардия, 1950. Пржевальский получил сообщение о смерти матери в конце марта 1878 года, когда он находился в Зайсане, возле озера Иссык-Куль. В начале апреля 1878 года он покинул Зайсан с верблюжьим караваном и прибыл в Петербург 23 мая. Сталин родился, по церковной регистрации, 6 декабря 1878 года. Железная дорога в Среднюю Азию, до Ашхабада и Самарканда, была построена в 1888 году, в год смерти Пржевальского.