Неизвестный Сталин
Шрифт:
В то время, когда Молотов еще беседовал с германским послом, Тимошенко и Жуков получили из штаба Киевского военного округа первое сообщение о перебежчике: к пограничникам вышел немецкий фельдфебель, который утверждал, что он бывший коммунист и что немецкое наступление начнется рано утром 22 июня. Жуков немедленно доложил об этом Сталину. «Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль», — сказал Сталин. Совещание с военными, на которое был вызван также маршал С. М. Буденный, началось около 9 часов вечера и продолжалось полтора часа. Результатом его стала знаменитая директива № 1, оформленная как приказ Народного комиссара обороны. Войска предупреждались о возможности в течение дня 22 и 23 июня внезапного нападения немцев, которое «может начаться с провокационных действий». Войскам предписывалось находиться в полной боевой готовности, но «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Передача этой директивы в штабы приграничных округов началась в зашифрованном виде после 11 часов вечера и закончилась, по свидетельству Г. Жукова, в 00.30 минут 22 июня. Однако в штабы армий, корпусов и дивизий директива № 1 пришла лишь к двум часам ночи или даже позже. Мало кто успел сделать что-либо существенное в оставшееся до начала войны время.
Проводив военных, Сталин вызвал к себе
264
Красная звезда. 2001 г. 16 и 21 июня; Независимое военное обозрение. 2001. № 22. С. 7.
Иная обстановка царила вечером и ночью 21 и 22 июня в имперской канцелярии в Берлине, где Гитлер не спал уже вторую ночь подряд. Все уже было решено, все генералы были на своих постах, все приказы отданы. В войска был передан пароль «Дортмунд». Название этого германского города было избрано как сигнал для пуска в ход гигантской военной машины, самой большой из всех, которые когда-либо создавались в прошлом. Большую часть времени вечером 21 июня Гитлер провел в обществе Геббельса. Гитлер знал, что Геббельс ведет постоянные и подробные записи обо всех своих встречах и разговорах с фюрером. Эти записи сохранились. «Наступление начинается в 3.30 ночи, — писал Геббельс в своем дневнике. — Фюрер предпринимает небольшую автомобильную прогулку. Он выглядит чрезвычайно утомленным, когда возвращается. Затем тут же обсуждение оперативной обстановки. Он продиктовал новое воззвание к народу, которое превосходит адресованное к солдатам… 160 полностью укомплектованных дивизий. Линия фронта протяженностью в 3 ООО километров. Величайшее наступление в мировой истории. Фюрер наконец освобождается от гнетущего бремени по мере приближения развязки. Это бывает так с ним всегда. Он прямо-таки оживает на глазах. 3 часа мы ходим по его гостиной из угла в угол. И я вновь могу проникнуть в его душу. Нам не остается ничего, кроме наступления. Эта раковая опухоль должна быть выжжена. Сталин падет. Дуче будет проинформирован в воскресенье. Час настал. Сделано все, что только было возможно. Теперь все должна решать военная удача. Великое, замечательное время, в котором рождается новый Рейх». [265]
265
Агатгов А. Б. Дневники Йозефа Геббельса. М., 2002. С. 255–256.
Первый день войны
Официальной датой и временем начала Отечественной войны в советских учебниках назывались обычно 4 часа утра 22 июня. Однако первые бомбы упали на Севастополь в 3 часа 15 минут, и две минуты спустя Нарком ВМФ сообщил об этом Тимошенко. К Сталину Н. Кузнецов не смог дозвониться, у него были номера телефонов Кремля, но не было связи с дачей Сталина. В 3 часа 15 минут на некоторых участках советско-германской границы начался и обстрел советских позиций. В 3 часа 30 минут артиллерийский обстрел велся почти на всем протяжении границы, а бомбы падали почти на все крупные города Украины, Белоруссии и Прибалтики и на советские военные аэродромы. Донесения об этом шли в Наркомат обороны. Вот как описывал поздние события этой ночи Г. Жуков:
«Нарком приказал мне звонить И. В. Сталину. Звоню, к телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос генерала Власика, начальника управления охраны.
— Кто говорит?
— Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
— Что? Сейчас?! — изумился начальник охраны. — Товарищ Сталин спит.
— Будите немедля: немцы бомбят наши города, началась война. — Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили. — Подождите. — Минуты через три к аппарату подошел И. В. Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его тяжелое дыхание.
— Вы меня поняли? Опять молчание.
— Будут ли указания? — настаиваю я. Наконец, как будто очнувшись, И. В. Сталин спросил:
— Где нарком?
— Говорит по ВЧ с Киевским округом.
— Поезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро. [266]
Заседание Политбюро началось в 5 часов 45 минут утра и продолжалось более 3-х часов. Из членов и кандидатов в члены Политбюро здесь были с самого начала Молотов и Берия. Позднее подошли разбуженные среди ночи Микоян, Каганович,
266
Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1990, ч. 2. С. 8—10. Мемуары Жукова были опубликованы без купюр только в 1990 году, т. е. через 26 лет после его смерти. Приведенный здесь диалог в первых изданиях был существенно сокращен.
— Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая это провокация? — ответил Тимошенко.
— Если нужно организовать провокацию, то немецкие генералы бомбят и свои города, — сказал Сталин и, подумав немного, продолжал: — Гитлер наверняка не знает об этом. Надо срочно позвонить в германское посольство». [267]
На звонок из Кремля в посольстве ответили, что сам посол просит принять его для срочного сообщения. Молотов вышел, чтобы принять Шуленбурга в своем кабинете, расположенном близко от кабинета Сталина. Как раз в это время первый заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин сообщил Жукову о том, что немецкие сухопутные войска после сильного артиллерийского огня перешли границу на ряде участков северо-западного и западного направлений и стали развивать наступление. Жуков и Тимошенко доложили об этом Сталину и просили разрешения дать войскам приказ — немедленно организовать ответные действия и нанести контрудары по противнику. «Подождем возвращения Молотова», — ответил Сталин. Он продолжал еще на что-то надеяться.
267
Жуков Г. К. Указ соч. С. 9. В первых изданиях книги этот диалог был исключен.
Граф фон Шуленбург появился в кабинете Молотова в Кремле после 6 часов утра, хотя в немецких документах начало этой встречи было помечено временем 5.30 утра. Германский посол заявил, что ему поручено передать Советскому правительству ноту следующего содержания: «Ввиду нетерпимой далее угрозы, создавшейся для германской восточной границы вследствие массированной концентрации и подготовки всех вооруженных сил Красной Армии, Германское правительство считает себя вынужденным немедленно принять военные контрмеры». Письменный текст ноты, подписанной Риббентропом, был весьма пространным и содержал перечисление множества якобы допущенных Советским Союзом нарушений договора о ненападении и договора о дружбе от 23 августа и 28 сентября 1939 года. Молотов даже не сразу понял, о чем идет речь, и спросил: «Что означает эта нота?» Шуленбург ответил, что, по его мнению, это начало войны. Молотов попытался спорить, доказывая, что СССР не нарушал никаких соглашений с Германией. Но и Шуленбург был явно расстроен и подавлен выпавшей на его долю миссией, давая понять своему собеседнику, что считает действия своего правительства неоправданными и неожиданными. «Для чего же Германия заключила пакт о ненападении, когда так легко его порвала?» — задал Молотов риторический вопрос, завершая встречу. [268] Посол и нарком расстались «не без обычного в таких случаях рукопожатия».
268
1941 год. Книга Вторая. Документы. — С. 417–419, 432.
Вернувшись в кабинет Сталина, Молотов принес всем дурную весть: «Германское правительство объявило нам войну». По свидетельству Г. Жукова, Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался. Все остальные также молчали. Наступила долгая и тягостная пауза. Ее нарушил Жуков, предложив немедленно обрушиться на противника всеми имеющимися в приграничных округах силами. Выслушав предложения военных, Сталин велел дать новую директиву, запретив, однако, войскам, за исключением авиации, нарушать германскую границу. Он все еще надеялся как-то остановить начавшееся вторжение.
Директива № 2 была подписана Тимошенко, Жуковым и Маленковым в 7 часов 15 минут утра. Однако в армии и корпуса, уже подвергшиеся нападению агрессора, она стала поступать лишь после 9 или даже 10 часов утра. Но кто и как мог ее выполнить? Эта директива требовала: «Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск». Предлагалось также разбомбить порты Кенигсберг и Мемель. Но в воздухе уже господствовала германская авиация, а более тысячи советских самолетов были уничтожены на своих аэродромах. Значительная часть военных аэродромов в западных округах была выведена из строя. Немецкие летчики сбили в первый же день войны и многие бомбардировщики, которые были подняты в воздух с бомбами на борту, но без необходимого сопровождения их истребителями. Несколько десятков самолетов потеряла 22 июня и германская авиация, но эти потери были несопоставимы с потерями советских ВВС. Атакам с воздуха подверглись и советские танковые и моторизованные войска, которые не были даже замаскированы. Вспоминая первый день войны, известный немецкий летчик Ганс Ульрих Рудель позднее писал: «К вечеру первого дня я уже совершил четыре вылета к линии фронта между Гродно и Волковысском. Русские пригнали сюда огромные массы танков и грузовых автомашин. Мы бомбим танки, зенитную артиллерию и склады боеприпасов. Грузовики и танки стоят друг за другом почти без интервалов, часто тремя параллельными колоннами. Я не могу много думать, атакуя эту неподвижную цель. Теперь все это превратится в море обломков». [269] Получив директиву № 2 и не зная, что делать в ответ на непрерывные налеты германской авиации, командующий ВВС Западного Особого военного округа генерал И. И. Копец застрелился. И это было не единственное генеральское самоубийство в первый день войны. Директива № 2 предписывала войскам «обрушиться всеми силами на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу». Но тут же говорилось: «Впредь, до особого распоряжения, наземными войсками границу не переходить». Однако в эти же часы советские войска уже начали отступать от границы, и далеко не везде это отступление происходило в относительном порядке.
269
Из собрания документов Александра Карпова.