Неизвестный Сталин
Шрифт:
Статья Чикобавы была опубликована в «Правде» на вкладном листе 9 мая 1950 года с примечанием редакции — «публикуется в порядке обсуждения». Это был день Победы, но он не был тогда выходным днем. Поскольку в статье содержалась резкая критика «нового учения о языке» и лично И. Мещанинова, тот получил предложение ответить. Мещанинов написал свою статью очень быстро. Она имела заголовок «За творческое развитие наследия академика Н. Я. Марра». Редакция газеты отправила 15 мая статью Мещанинова Сталину с просьбой разрешить ее публикацию. Сталин не возражал, и газета напечатала статью 16 мая 1950 года. Так началась дискуссия по языкознанию, продолжавшаяся, правда, недолго. Все статьи печатались только в «Правде»; другие газеты не получили разрешения участвовать в дискуссии. Один из моих друзей заметил в эти дни, что Чикобава — очень смелый человек, коль скоро решился бросить вызов учению Марра. Другой, более осторожный и осведомленный
Статья Сталина «Относительно марксизма в языкознании» появилась в «Правде» 20 июня 1950 года. Я хорошо помню этот день. В Ленинградском университете шла экзаменационная сессия. Неожиданно все экзамены были прерваны, а преподавателей и студентов попросили спуститься в вестибюль здания, где имелись два больших громкоговорителя. Статью Сталина читал лучший диктор страны — Юрий Левитан, который в годы войны читал все приказы Верховного Главнокомандующего. Мы, студенты философского, исторического и экономического факультетов, слушали чтение статьи в полном молчании, напрягая внимание и память. Мы насторожились, когда Сталин сказал, что язык не является и не может быть надстройкой над экономическим базисом, что язык может жить, не слишком сильно меняясь, при разных надстройках и базисах. Мы усмехнулись, когда Сталин, оспаривая мнение о классовости языка, заметил: «Думают ли эти товарищи, что английские феодалы объяснялись с английским народом через переводчиков, что они не пользовались английским языком?» Мы вздрогнули, когда Сталин заявил о «касте руководителей, которых Мещанинов называет учениками Марра». Если бы он, Сталин, «не был убежден в честности тов. Мещанинова и других деятелей языкознания, то сказал бы, что подобное поведение равносильно вредительству». Мы хорошо запомнили слова Сталина о том, что Марр «не сумел стать марксистом, а был всего лишь упростителем и вульгаризатором марксизма». Мы радостно переглянулись, когда Сталин сказал, что «наука не может существовать без дискуссий», что «в языкознании был установлен аракчеевский режим, который культивирует безответственность и поощряет бесчинства». Этот режим надо ликвидировать.
На этом дискуссия кончилась, хотя Сталин еще четыре раза давал через «Правду» ответы и разъяснения. Писем и вопросов от лингвистов он получал в эти недели очень много. Мещанинов потерял все свои посты, а его ученики и соратники, дружно покаявшись, начали срочно переучиваться «в свете трудов товарища Сталина». Однако репрессий в науке удалось избежать, хотя попытки сведения счетов предпринимались еще долго. Директором Института языка и мышления стал Виноградов. Естественно, что этот институт уже перестал быть «имени Н. Я. Марра». Академик Виноградов возглавил также Отделение языка и литературы АН СССР и журнал «Вопросы языкознания». Во всех высших учебных заведениях страны с осени 1950 года в программу общественных дисциплин был включен курс «Сталинское учение о языке». В упрощенном виде его начали изучать и в системе партийного просвещения — даже в самых дальних сельских районах. В одном из романов Федора Абрамова можно прочесть такой диалог рядовых колхозников:
«— Иван Дмитриевич, — сказал Филя, — говорят, у нас опять вредители завелись?
— Какие вредители?
— Академики какие-то. Русский язык, говорят, хотели изничтожить.
— Язык? — страшно удивился Аркадий. — Как это язык?
— Да, да, — подтвердил Игнатий, — я тоже слышал. Сам Иосиф Виссарионович, говорят, им мозги вправил. В газете „Правда“.
— Ну вот, — вздохнул старый караульщик, — заживем. В прошлом году какие-то космолиты заграничным капиталистам продали, а в этом году академики. Не знаю, куда у нас смотрят-то. Как их, сволочей, извести не могут». («Пути-перепутья»)
ГУЛАГовский фольклор обогатила новая песня, в которой была и такая строфа:
Товарищ Сталин, вы большой ученый. В языкознанье знаете вы толк. А я простой советский заключенный, И мне товарищ — серый брянский волк…Лишь много позднее стал известен автор этой песни — Юз Алешковский. Надо признать все же, что выступление Сталина по вопросам языкознания имело в целом положительное значение. К тому же скромная, казалось бы, наука обрела небывалый авторитет среди других общественных наук.
Часть IV.
Сталин в первые дни войны. О поражениях первых недель войны
Самыми горестными для нашей страны, для народа и для Красной Армии были первые недели после вражеского нападения. Об опасности войны на западных рубежах Советского Союза, да и на Дальнем Востоке знали и думали все. К войне готовились и в силе Красной Армии не сомневались. Тем более непонятными, тревожными и даже пугающими казались нам поражения и неудачи летних недель 1941 года. С крайним беспокойством читали и слушали мы скупые сводки «От Советского Информбюро» о боях на Минском, Львовском, Рижском, а потом и Таллинском, Смоленском и Киевском направлениях. Мы слушали речь Сталина 3 июля 1941 года, но и она не смогла погасить наших сомнений и беспокойства.
Та часть Красной Армии, которая к 21 июня 1941 года располагалась в западных приграничных округах Советского Союза, имела в своих дивизиях и корпусах не менее 3 миллионов бойцов. Танков и самолетов было здесь даже больше, чем у врага. Не уступала наша армия противнику и в силе артиллерии. Однако эта армия не смогла летом 1941 года достойно противостоять фашистским армиям, она потерпела тяжелое поражение и была просто разгромлена.
На Западном направлении части Красной Армии были разбиты в первые две недели войны. Всего через несколько дней после нападения на СССР германские войска прорвались к Минску, окружили его, а уже к концу 28 июня после ожесточенных, но недолгих боев заняли город. Вывезти в тыл удалось только руководителей республики, немногих людей и документы, но не заводы и склады. К концу дня 30 июня германские войска продвинулись на Восток на 400 километров.
На Северо-Западном направлении наступление германских и поддержавших их финских армий было не столь стремительным. Но уже через шесть недель Красная Армия была разбита и в Прибалтике. В августе германские войска вышли на дальние подступы к Ленинграду.
Только на Юго-Западном и Южном направлениях германская и румынская армии встретили более упорное сопротивление. Однако и здесь к исходу двенадцати недель боев главные части Красной Армии были оттеснены к Киеву, а затем окружены и разбиты. Германские войска оказались на дальних подступах к Ростову-на-Дону. На всем фронте — от Балтийского до Черного моря советские дивизии, а их здесь было около 200, отступали, и часто в беспорядке, попадали в окружение, сдавались в плен. Героических эпизодов мы сейчас знаем немало: оборона крепости Брест, оборона Лиепаи и Таллина, бои на улицах Новгорода, оборона Одессы. Почти на месяц враг был задержан на подступах к Киеву. Но это были именно эпизоды на фоне общего поражения, растерянности, паники, даже позора. Сотни тысяч бойцов и командиров Красной Армии погибли в первые недели и месяцы войны смертью храбрых и с оружием в руках. Но больше двух миллионов воинов оказались в германском плену, и чаще всего не оказав врагу серьезного сопротивления. Это был именно разгром, а не какое-то планомерное отступление, которое можно было бы сравнить с отступлением армий Кутузова летом 1812 года под натиском «Великой армии» Наполеона. Та часть кадровой Красной Армии, которая располагалась в июне 1941 года в западных военных округах Советского Союза, перестала существовать. Только немногие подразделения этой армии сумели пробиться к вновь образуемым на востоке линиям обороны. Для продолжения войны с гитлеровской Германией Советский Союз должен был создавать новые фронты и новую армию.
Причин поражения Красной Армии в летние месяцы 1941 года можно указать немало. Чтобы их понять, мы должны обратиться к событиям, которые происходили еще до начала войны.
План «Барбаросса»
План войны против СССР, получивший кодовое название «Барбаросса», — в честь Фридриха Барбароссы, германского короля и римского императора в XI веке — был утвержден Гитлером 18 декабря 1940 года. Это был план «блицкрига», и дата вторжения намечалась на 15 мая 1941 года. На главные сражения, в которых Красная Армия должна быть разбита, отводилось от одного до двух месяцев. Как предполагали составители плана, русский солдат будет обороняться до последнего там, где он поставлен. Но после первого месяца войны германская армия может рассчитывать только на слабое сопротивление.
Основные детали этого плана стали известны Сталину уже в январе 1941 года из достаточно точных сообщений советской разведки. В советском Генштабе на основании данных разведки была составлена карта-эскиз возможных действий германской армии при нападении на СССР. Общее направление ударов было указано здесь правильно — Ленинград, Москва, Киев. Но на карте европейской части СССР германского Генштаба с отображением замысла и плана «Барбаросса» направлением главного удара была ясно обозначена Москва.