Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение
Шрифт:
Генерал Романенко и Лыскова устроились друг против друга. Петров закрыл папку, отошел к сейфу, спрятал документ, сел во главе стола:
— Товарищ Лыскова, из следственного управления, — Петров представил Ольгу, словно бы ответив на недоумевающий взгляд Романенко. — Она воспитывалась с родителями в Вашингтоне, абсолютное знание английского...
— А... Представители золотой молодежи, — усмехнулся Романенко.
— Платиновой, — поправил Петров. — Ее батюшка был шофером-механиком посольского гаража. Золотыми мы называем
Романенко усмехнулся:
— Они такие же англичане, как я чукча.
— В Англии, — чеканяще заметила Ольга, — понятия национальность не существует, товарищ генерал, там есть лишь одно понятие, не разделяющее, впрочем, подданных: вероисповедание. Они чужды расистской истерии.
— Вы обвиняете меня в расизме? — спросил Романенко.
— Не имею прямых оснований...
Петров закурил:
— Ну что, обмен мнениями начался довольно интенсивно... Продумайте, товарищ Романенко, легенду для Лысковой... Ее надо легендировать... Англичане готовят свою версию, мы — свою...
— Англичане будут знать все подробности? — поинтересовался Романенко.
— Партнеры обязаны знать все подробности. Иначе это услуги, а не партнерство...
Ольга спросила:
— Разрешите и мне закурить, коли вы сами курите?
— Я не курю, — заметил Романенко с холодной улыбкой. Петров
тщательно затушил только что начатую сигарету (курил
«Мальборо»), откинулся на спинку кресла и, не ответив Ольге, обернулся к Романенко:
— Ваши соображения, пожалуйста.
Тот отвел глаза от сигареты, затушенной Петровым:
— Константин Иванович, вы меня неверно поняли... Я спокойно переношу запах табака...
— Лишнее напоминание о том, что сигареты вредны, я воспринимаю с благодарностью, — сухо улыбнулся Петров.
Ольга спрятала пачку «Явы» в карман жакетика:
— Стрессы страшнее сигарет.
Петров положил квадратные, сильные ладони на стол:
— У нас мало времени. Пожалуйста, товарищ Романенко...
— Я бы хотел поговорить с глазу на глаз, Константин Иванович.
— Товарищ Лыскова введена в комбинацию... Какие уж тут секреты...
— Хорошо... В таком случае, если вы считаете это возможным, я скажу мое мнение в ее присутствии...
Петров поинтересовался:
— Вы имеете в виду Ольгу Никитичну?
Не ответив на сдержанно-раздраженный вопрос, но ясно поняв, какой смысл был в него вложен шефом, Романенко продолжал, еще более тягуче, словно бы говорил наперекор себе:
— Я против того, чтобы вводить в операцию нашего человека.
— Причины?
— С противником, — а они все же наши противники, не так ли? — рискованно идти на столь широкие контакты.
— С противниками воюют, — заметил Петров.— С идейным — спорят, ищут истину в дискуссии.
— Эт видит куод
— Простите? — Романенко чуть обернулся. — Я недостаточно силен в разговорном английском...
Петров спрятал улыбку в уголках жесткого, но в то же время очень живого рта, — верхняя губа была точным абрисом летящей чайки:
— Это латынь, — пояснил он. — «И увидел, что сделанное — хорошо».
— Сделанное может быть плохо, Константин Иванович. Очень плохо. Англичане хотят работать в ленинградском порту вместе с нами, значит, они увидят наши методы. Думаете, это разумно — расшифровываться перед противником, пусть он даже идейный?
— Их методы лучше наших, товарищ Романенко. У них техника прекрасная, а мы работаем кустарно, по старинке, на ощупь. Им от нас надобно скрывать методы, а не нам... Если это все ваши замечания, то я хотел бы сказать несколько слов перед тем, как придут англичане... Ольга Никитична уезжает в Лондон, как только мы ее оформим — характеристики и прочая формальная чепуха... Вы тоже отправитесь в Англию: как представитель пароходства. И будете работать под крышей морского представительства — у тех есть связь, будем постоянно обмениваться новостями.
— А она? — спросил Романенко, не обернувшись даже к Ольге.
— Ольга Никитична будет работать под руководством англичан, — ответил Петров. — Но в присутствии партнеров называть собеседницу «она» в Англии будет плохо понято, вас перестанут считать джентльменом...
— Так я ж по-русски говорю...
— Дело в том, — отчеканил Петров, — что агент Дин в совершенстве владеет русским...
Улицы были праздничные, мужчины не очень толкали женщин в автобусе, прижимая к себе букеты мимоз и гвоздик.
— Ольга, почему у вас букеты носят цветками вверх? — спросил Дин, прижатый пассажирами к билетной кассе; к нему то и дело обращались с просьбой оторвать билетик; он смотрел на Ольгу вопрошающе; она переводила.
— Потому что они у нас только-только стали появляться в продаже, не научились еще, не объяснили, как принято...
— Вопрос не в том, как принято... Просто цветы лучше сохраняются, когда их не жмешь к груди... Стебельки не сломаются... Где, кстати, можно купить цветы, я был бы счастлив, прими вы от меня букет...
Ольга улыбнулась, кивнула на громадную очередь. Дин удивился:
— А я думал, у вас очереди только за водкой и мылом.
— У нас за всем очереди.
— Но люди довольно стойко переносят эти неудобства... Или я ошибаюсь?
— Ошибаетесь. Очень сердятся.
— Слушайте, но вы говорите как настоящая американка, мне порой трудно вас понять...
— Знаете, что ответил Оскар Уальд, когда его спросили, в чем главная разница между англичанами и американцами?
— Нет. А что он сказал?