Нелепые и безнадежные
Шрифт:
– Да, знаю, – согласился Пивэйн, потирая глаза.
– К кому ни подойдешь, никто в меня не верит! – возмущался разгоряченный Крипи. – В Бога – может быть, и то поверхностно, а про нас совсем позабыли! «Неужто я так много выпил? Привидится же такое!» – вот что я слышу теперь! Были же времена, славные время. Демоном Поляны звали – о, какая почесть, а звучит-то как! А сейчас – тьфу! Никакого страха, ужаса, даже уважения, черт возьми! Тьфу!
– Тяжело тебе.
– А то! Не то, что раньше работенка была,
Черт улыбнулся воспоминаниям, показывая маленькие острые клыки, выстроенные желтым частоколом в два ряда.
– А как же мне было не носить тебя? – хохотнул Пивэйн. – Ножки-то у тебя ведь совсем коротюсенькие, не поспевал за мной!
– Эй, эй, эй! Не смей тут! Не оскорблять!
Черт погрозил костлявым волосатым пальцем, выпятив рожки вперед, как теленок, возомнивший себя быком. Прямо-таки как в детстве.
– Так чего хотел-то? – вяло спросил Пивэйн.
Неожиданное появление черта не предвещало ничего хорошего.
– Я? – удивился Крипи, тыча пальцами в ребра. – Да ничего. Просто навестить…
– Я слишком хорошо тебя знаю. Чего ты хочешь?
Чертенок замялся в нерешительности, открывая и закрывая зеленый рот, проговаривая одними губами «а», «о», «у».
– Поговорить надо, – выдохнул Крипи, тень окутала лицо его, словно вуаль головку барышни.
– Что ж, говори. Я слушаю. Только давай быстрее, а то я помру раньше, чем ты скажешь.
– Да, да, конечно. Но-о-о… – протянул черт, выразительно подмигивая и кивая рожками на окно.
Шпионские сигналы не дошли до адресата, адресат лежал, закрыв глаза. Дурак.
– Не хочешь выйти на свежий воздух, нагулять аппетит? – хрюкнул Крипи, намекая открыто настолько, насколько мог.
– Я на твои окорока поглядываю, Крипи, и слюнки у меня так и текут изо рта. Аппетиту у меня достаточно, уж поверь.
Черт вздохнул, запрыгнул на столик, чтоб находиться на одном уровне с Пивэйном.
– Может, хоть на балкон выйдешь? – жалостливо спросил он. – Мне здесь не по себе!
– Нет, говори здесь, – отрезал лежащий лорд.
– Слушай, а тебя не смущает то, что сейчас происходит? – изумился Крипи.
Изнемогающий на жесткой кушетке собеседник вопросительно посмотрел на него.
– Я – бес второго уровня, Пив, – принялся разъяснять недогадливому подопечному Крипи. – И я до мурашек боюсь этого дома, тебя это не настораживает? Ни о чем не говорит, нет?
– Я знаю, что это место проклято. Отлично знаю. Давай ближе к делу, – раздраженно поторапливал его Пивэйн. Желудочный сок начинал разъедать жизненно важные органы. – Я хочу есть. Скоро придет Вими.
От этого имени черта передернуло.
– Бр-р-р, она и при жизни-то у тебя не ангелом была, а теперь…
– Не смей так говорить, она до сих пор жива, и ты знаешь об этом! – прорычал Пивэйн. Копье собственного голоса пронзило его барабанные перепонки.
– Живой труп – он, конечно, живой, – согласился черт. – Но все мы понимаем, что это уже не жизнь, Пив.
Крипи с неподдельной жалостью посмотрел на Пивэйна, и жалость эта не была безосновательной. Продать душу – и за что? Он хотел поступить как лучше, хотел спасти Вими, а сделал только хуже.
Он собственными руками толкнул Вадому в лапы Существа, коего даже черти обходят стороной. Теперь она принадлежит Дому на веки вечные, и отныне даже в Ад дорога ей закрыта. Лишь вечные бесплотные скитания ждут любимую сестру после смерти (ну, то есть окончательного уничтожения тела), лишь пустота и тьма.
Пивэйн понимал, какую страшную ошибку совершил, но исправлять что-либо было слишком поздно. Заключенную сделку уже не расторгнуть. Пивэйн мог лишь смириться, жить как раньше, отложив переживания о дальнейшей судьбе на пару лет, но даже с этим он, глупец, не справился. Поддался гневу и оказался в колонии.
Две глупости подряд – и жизнь разрушена.
Маленькая когтистая рука, размером меньше, чем детский сжатый крепко-крепко кулачок, похлопала по плечу Пивэйна.
– Ты облажался, но ты хотел поступить правильно, – утешал обладать руки. – С точки зрения логики, религии, морали – да, ты облажался, причем в полной мере, но ты сделал сестру счастливой. А ведь именно этого ты хотел, разве нет?
Невзирая на свой статус, зачастую Крипи давал не самые плохие советы. Он утешал одинокого мальчика с самого детства и теперь не мог не облегчить боль единственного, кто стал ему дорог.
– Не знаю, от чего мне тошнее: от того, что я натворил, или от того, что единственный, кто меня утешает, – это демон, живущий у меня под черепушкой, – горько усмехнулся Пивэйн.
Повисло молчание. Пивэйн прокручивал снова и снова беседу с господином в черных круглых очках, который подсел к нему в парке в день смерти Вими. Непосредственный Начальник Крипи.
Почему-то вспомнился Морал.
Крипи ходил вдоль стола, утопая копытцами в ворсе ковра, время от времени спотыкаясь, путаясь в вылезших нитках, чертыхаясь себе под нос.
– Ты видел Пламя, Пив?
– Да.
– Конец близок, – прохрюкал черт низким несвойственным ему голосом, подражая выражением лица и торжественной позой актерам дешевого театра.
Допускал кривляния даже в самых серьезных речах Крипи то ли от привычки, то ли от подсознательного желания смягчить удар, наносимый в самое сердце Пивэйна, мальчика, с которым он пробыл так долго.
Снова повисло молчание. «У всего на свете есть конец, почему же так неприятно осознавать свой собственный?» – думал Пивэйн.