Нелепые и безнадежные
Шрифт:
– Принеси сердце, – приказал Пивэйн.
Он давно о чем-то задумался, всю дорогу молчал. Пивэйн чувствовал, что волна ужасов и кошмаров вот-вот накроет сознание. Нужно сердце. Немедленно.
– Что, прямо сейчас? – недовольно поморщилась Вадома, она только села.
– Да, сейчас! – раздраженно прохрипел Пивэйн.
Терпение его было на исходе, он чувствовал, что теряет контроль.
– Человеческое или воронье? – уточнила Вадома, неторопливо направляясь в кладовую.
– Оба.
Глава 6. Крипи
Голова раскалывалась. Последствия ночей, проведенных за кровопролитными обрядами.
Он, в отличие от других членов семьи, смирился со своим проклятьем и научился использовать его. Хотя сложно сказать, что именно было проклятьем Пивэйна, а что вытекающими из него последствиями – видения Адовой пропасти или же преследование духом брата? Разницы, если подумать, никакой нет. Пивэйн страдал от галлюцинаций и от вечного присутствия призрака, твердящего, что это должен был быть он.
Нужно вставать, дел слишком много, чтобы откладывать их.
Пивэйн не знал, как долго он был в трансе, но по онемевшему телу, головным болям и жуткому голоду он догадался, что долго. Пивэйн с трудом открыл глаза.
Бордовые шторы, темно-синий махровый ковер, невозможно жесткая, неудобная во всех отношениях кушетка синей отделки. Он понял, в какой комнате находился. Одна из любимых гостиных отца. Раньше на этой самой кушетке он сидел, покуриваю трубку, расшучивался перед своими пьяными дружками и флиртовал с проститутками из Лундона, которых зачем-то пытался выдать за благородных дам.
От воспоминаний о нем сделалось еще тошнее. Пивэйн попытался встать, но тело не слушалось. Он вернулся в прежнее положение, только устроив голову поудобнее на подлокотнике, на котором удобства нельзя было достичь никоим образом. Он ненавидел эту кушетку, но, как ни странно, почти каждый раз после транса просыпался именно здесь. Ха! И не лень ей было переносить его сюда? Черт с ней, с ленью, но ведь он весит раза в два больше, чем Вадома, но каждый раз она умудряется перетаскивать его именно в эту самую ненавистную комнату. Женщина!
Кстати, где она? Пивэйн с трудом снова открыл глаза и осмотрел комнату. Либо Вадомы нет в комнате, либо она сидит прямо за кушеткой, там, где он не мог ее видеть, и насмехается над ним. Такое случалось не раз.
Тик-так-тик-так – стучали часы. Тик-так-тик-так. Каждый «тик» врезался в голову, как гвоздь, а «так» служил молотком.
Пивэйн выругался, затыкая уши.
Тик-так. Тик-так. Тик…
Така за тиком не последовало. Пивэйн поднял руками голову, в недоумении посмотрел на часы. Остановились. Что ж, старая штука. Как и все в Сейкрмоле.
Но прекратили издавать звуки не только часы. Стены перестали гудеть от порывов ветра, дождь не барабанил по карнизам забитых окон.
– Крипи, – вздохнул Пивэйн. – Только тебя мне не хватало.
Из темного угла остановившейся во времени комнаты вышел Крипи, пошаркивая копытцами по половицам.
– Привет, Пив, – хрюкнул он, приветственно маша хвостом с маленьким треугольным жалом на конце. – Как поживаешь?
– Как поживаю? Как поживаю?! Ты это серьезно? – возмутился Пивэйн, и без того обозленный наиглупейшим своим положением, в котором только черта не хватало для полноты картины.
– Раз можешь кричать, то все не так уж и плохо, а, Пив?
Кустистые брови – единственные волосы на голове чертенка – игриво запрыгали на зеленом пупырчатом лице.
– Да ты еще и издеваешься надо мной! Чего тебе нужно?
Рогатый гость выдержал небольшую паузу, комично вытягивая в трубочку болотно-зеленые губы, оголяя черную бездну рта. За двадцать пять лет ни одна ужимка Крипи не переменилась.
– С чего ты взял, что мне обязательно что-то нужно от тебя? – протянул он, обиженно хрюкнув. – Я что, не могу навестить друга?
– Шесть лет колонии строго режима, и три из них – в карцере. Что же ты меня тогда не навестил, бес?
Ему действительно не хватало Крипи. Не одиночество мучило Пивэйна в сырой тюремной камере, его обижало, злило чувство покинутости, предательства. Столько лет Крипи бегал за ним, выпрашивая душу, торгуясь, бесясь. За это время Пивэйн привык к своему «персональному демону», как сам себя называл Крипи. Вскоре эти его выпрашивания и маленькие подлости сошли на нет, сделались обыкновенными формальностями для отчета Начальству. Крипи привязался к Пивэйну и не хотел вредить ему. Наоборот, в детстве он присматривал за ним, лишь иногда настраивая на «нужный лад».
Однако стоило Пивэйну осознать, что Вадома не выздоровеет, Крипи исчез. Сколько бы ни звал его Пивэйн, черт не появлялся. Через шесть дней Вадома умерла – и появился джентльмен в черных очках. С тех пор Пивэйн не видел Крипи. Будучи человеком деловым, он понимал, что к чему, что черт, как-никак, при исполнении, но от мальчишеской обиды избавиться не мог. Все Лаветты в душе дети малые.
Пивэйн отчего-то привязался к мелкому пакостному существу. В день их первой встречи Пивэйн впервые испытал чувство неподдельного гнева, в его детской головке появились первые нехорошие мысли, желания причинять кому-то боль, мстить; тогда, опять-таки из темного угла, заморозив время вокруг, появился Крипи собственной персоной. Он, понимая, что работает с ребенком, и к детям нужно иметь особый подход, решил для начала напугать мальчишку до чертиков – начал выть, издавать страшные звуки, играться с тенями на стене над кроватью мальчика. Пивэйн же, завидев у подножья кровати коротконогое существо с брюшком, обтянутым затасканной вельветовой жилеткой, тоненьким хвостиком и волосатыми ножками, начал хохотать до слез, чем очень, очень обидел ранимого посланника Ада. «Я ЖУТКИЙ!!! БОЙСЯ МЕНЯ!!!» – заливался гортанным хрюканьем чертенок. Мальчик не преставал смеяться, пока не свалился с кровати и не начал задыхаться. Так и познакомились.
– Я был занят, знаешь ли! Не все камни колют да молотком размахивают, некоторые – работают, – гордо произнес Крипи, задрав длинный бородавчатый нос.
Гордость не позволяла произнести вслух, но глаза так и кричали: «Парень, мне жаль».
– Ну, разумеется. Я же теперь уже не являюсь твоей работой, – проскрипел изнуренный головной болью человек. – Прикрепили к кому-то новенькому или так, по случаю бегаешь?
– Пока по случаю, – махнул рукой Крипи. Да… С персонального демона-искусителя до рожек на побегушках! – Ловлю людишек в парке за нехорошие мысли, прицепляюсь, обрабатываю, – бухтел Крипи, царапая когтем выцветшее пятно на жилете. – Люди, знаешь ли, пошли нынче просто отвратительные!