Нэлли
Шрифт:
Твоя любящая дочь Долли».
— Что за чепуха! — смущенно пробормотал губернатор.
— Да уж не говорите! Чепуха хоть куда, — заметил фермер. — Об этой чепухе я доведу до сведения самого президента. Вот она, свободная Америка, нечего сказать!
— Не волнуйтесь, мистер Маккалэн, — смягчившимся тоном обратился губернатор к фермеру, — все сейчас будет выяснено; я с минуты на минуту ожидаю прибытия арестованных.
«Что же все это значит, на самом деле? — подумал губернатор. — Толстяк, по-видимому, искренен. Трудно предполагать, чтобы он разыгрывал комедию. Впрочем, там, где замешаны большевики, нужно быть очень осмотрительным», — решил он.
— Пожалуйте ко мне в кабинет, — пригласил губернатор фермера.
— Бедная моя Долли! — утирая платком слезы, всхлипывал толстяк. — А ей так хотелось скорее попасть к своей бабушке в Манилу…
— Успокойтесь, мистер Маккалэн, — участливо сказал губернатор. — Садитесь в кресло и выкурите сигару. Это лучшие гаванские сигары, какие только существуют на свете, — сказал он, указывая на серебряный ящик, стоявший на мраморном столике.
Фермер взглянул на сигары, сразу определил их высокое качество, взял одну и, понюхав ее, сунул в боковой карман пиджака.
— Я выкурю ее после, — пробормотал он.
Вошел секретарь и вызвал губернатора.
Как только за ним захлопнулась дверь, фермер поднялся с места, подошел к столику с серебряным ящиком и, захватив из него несколько сигар, положил их в свой боковой карман. Затем, как ни в чем не бывало, он снова уселся в кресло и начал подсчитывать в уме, какую сумму денег он потребует от правительства за причиненную ему неприятность.
«А ведь выгодное дело получается из всей этой истории», — подумал он.
В кабинет губернатор вернулся совершенно взволнованный.
— Где же моя дочь, сэр? — вскакивай с кресла воскликнул фермер.
— Ваша дочь, мистер Маккалэн, если только это она, внизу, у моей жены.
— To-есть что вы хотите этим сказать, если только это она? — Недоумевая, спросил толстяк.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, мистер Маккалэн! Сейчас все выяснится, — сказал губернатор.
В этот момент послышался стук в дверь, и в кабинет вошел доктор Браун. Он был бледен, как полотно.
— Это не она, сэр, хотя цветом волос, ростом и возрастом очень походит на Нэлли Келлингс. Негритянка тоже другая. Роза, сопровождавшая Нэлли, была значительно старше, — сказал доктор.
— Так вот оно что! — воскликнул фермер. — Теперь я все понял. Ну, сэр, если ваши агенты будут хватать всех белокурых девушек, у которых в прислугах имеются чернокожие Розы, то вы наберете их целую коллекцию, — сказал он, беря из ящика сигару и закуривая ее.
— Мне, право, очень прискорбно, что все это произошло, — обратился губернатор к толстяку, — но в жизни бывают и не такие случайности. Дорогой мистер Маккалэн, я приношу вам искреннее извинение за все беспокойства, которые были причинены вам и вашей дочери. Я вас очень прошу представить мне счет за причиненные вам убытки этим печальным случаем. Они, конечно, будут полностью возмещены.
— А вас, доктор Браун, обратился губернатор к врачу, мне остается еще раз поблагодарить за всю эту галиматью. Я вас очень прошу впредь меня не беспокоить относительно этой Келлингс. Вот она где у меня! — и он провел указательным пальцем поперек своего горла.
Обескураженный доктор поклонился н, не взглянув па фермера, вышел из губернаторского кабинета.
— Теперь пойдемте завтракать, дорогой мистер Маккалэн! Вас, наверное, с нетерпением ожидает ваша девочка, — сказал губернатор фермеру.
— Нелегко быть губернатором, сэр, — заметил тот.
— Ох, и не говорите, особенно теперь, в наш век социализма и этого проклятого большевизма, против которого никакие меры не помогают! — со вздохом согласился губернатор.
— К четырем часам пригласите начальника полиции, да заготовьте приказ об его отставке, приказал губернатор секретарю, проходя со своим гостем через приемную.
XII. Два брата
— Не горячи свою лошадь, Джим! Посмотри, она и без того вся в мыле, а нам предстоит еще дальняя дорога.
— Да я и не думаю ее горячить, — обернувшись, отвечал тот, сверкая своими белыми, ровными зубами, ярко выделявшимися на его темном лицо, почти скрытом большой панамой. — Посмотри, Вилли, как она рвется из-под седла, я почти в кровь истер свои руки, сдерживая ее, — сказал он.
Этому всаднику на вид нельзя было дать больше двенадцати лет, другой же выглядел гораздо старше и казался почти сформировавшимся мужчиной.
Откинувшись корпусом немного назад, мальчик с трудом остановил свою лошадь, продолжавшую нервно перебирать ногами.
— Да успокойся же, моя красавица, не надо так горячиться! — ласково обратился он к лошади и похлопал ее по потной шее.
Та как-будто поняла слова своего седока. Она сразу притихла и спокойно пошла рядом с лошадью, на которой ехал старший.
— Я давно не ездил верхом, Вилли, наверное, у меня завтра все кости будут болеть, — сказал мальчик.
В ответ на это старший засмеялся.
— Ничего, поковыляешь немного, как гусь, и пройдет, — отвечал он.
В это время сзади послышался топот скачущей лошади.
Оба всадника обернулись и увидели несущегося к ним полным галопом канака.
— А вот наконец и Конама! — воскликнул Джим.
— Насилу я вас догнал, — проговорил подскакавший канак, осадив свою лошадь.
— Мы вое время ехали шагом, — отвечал старший. — Это ты замешкался, Конама!
— В кузнице задержали, а на некованой лошади ехать в горы невозможно, — отвечал канак.
— Давайте поедем рысью, — предложил он. — Мне хочется скорее выбраться на Науанское шоссе, а то потом там не проедешь.