Немцы
Шрифт:
Появился на свет грязный мешочек с кукурузной мукой. Опять закипели котелки. Заварив жидкую кашу, бёмы снова принялись за еду.
– Долго они будут жрать? – вполголоса проворчал Раннер. – Чтоб они лопнули, грязные свиньи!
Съев мамалыгу, крестьяне спрятали котелки под кроватью, накинули на рубахи грязные куртки и ушли.
– Пошли на кухню отбросы клянчить. Они никогда не нажрутся, сколько им ни дай! – теперь уже громко сказал Раннер.
Папаша Лендель, старший по комнате, недовольно заметил:
–
Отдохнув, все начали заниматься туалетом – брились, умывались, переодевались в чистое платье. Вечером должен был собраться аппель [1] .
Вебер заглянул в комнату и многозначительно улыбнулся.
– Халло! К вам гостья, – он распахнул дверь.
На пороге стояла смущенная Тамара. Штребль поспешно запахнул рубаху на волосатой груди. Бер сконфузился и прыгнул в нижнем белье под одеяло.
1
Лагерная линейка.
– Еще раз здравствуйте, – сказала Тамара. – Я принесла вам ваши талоны, ведь завтра праздник… Только что получила их в конторе.
– И вы пришли в такую даль обратно? – умилился Бер. – Ах, фрейлейн Тамара, вы замечательное создание!
– Ладно, ладно, – пробормотала Тамара, искавшая глазами Рудольфа, – это не столько моя забота, сколько Татьяны Герасимовны. Она меня сюда послала. Получите ваши талоны. Каждому – пять.
– Ура! – проревел Раннер. – Завтра наедимся!
– И еще, – Тамара расстегнула свою туго набитую сумку, – Татьяна Герасимовна посылает вам десять пачек табаку. Разделите их между курящими.
– Ах, фрейлейн! – весело воскликнул всегда сдержанный Эрхард. – А я уж, признаться, думал, что русские не позаботятся о нас в этот праздник.
Штребль смущенно приблизился к Тамаре, которая его уже заметила, но старательно пыталась скрыть свою радость.
– Здравствуйте, фрейлейн Тамара, вы стали еще красивее…
– Рудольф, – Тамара покраснела, протянув ему руку, – ты уже здоров? Вот хорошо.
– Фрейлейн Тамара, – спросил папаша Лендель, держа в руках целую пачку талонов, – кому предназначены эти талоны? Всем, кто работал сегодня на постройке дороги, или?..
– Всем, – она потупилась. – Кто чувствует, что не совсем заслужил их, пусть постарается не остаться в долгу, – и поглядев на бледного, похудевшего Рудольфа, добавила: – Штреблю тоже дайте, так распорядилась… большая начальница, – девушка засмеялась и направилась к двери. – До свидания! Желаю вам весело провести праздник!
Штребль догнал ее в коридоре и тихо сказал:
– Фрейлейн Тамара, возьмите… Я сделал это для вас… – он протянул ей маленькую изящную шкатулку. На крышке было вырезано “Erinnerung an Ural”.
Тамара, опустив глаза, взяла ее и, не глядя на Штребля, достала из сумки горбушку хлеба, которую так и не успела съесть за весь день, сунула ее Штреблю и быстро побежала по коридору.
В тот же вечер Лаптев снова беседовал с Хромовым, который находился в на редкость хорошем расположении духа. Оба курили и рассматривали платежные ведомости, принесенные Лаптевым из штаба батальона.
– Ну, ладно, – согласился Хромов. – Раз ты настаиваешь, я заплачу. Но только тем, кто имеет сто процентов выполнения. Остальным – шиш! И учти, – комбат пригрозил пальцем, – это в первый и последний раз. Я и так истратился в пух и прах перед праздником на культнужды. Теперь сунься кто-нибудь из начальства: чистота, порядок, коечки, цветочки… Просто как в санатории, – он задумался, почесал голову и с усмешкой сказал: – Может, ты кое в чем и прав. Только прямо тебе скажу: ненавижу я этих немцев, видеть спокойно не могу!.. Я из-за них психом стал. Шутка сказать, две контузии! Но деньги ты прикажи выдать… пусть получат.
Через полчаса по лагерю разнеслось:
– Выдают деньги! Хауптман приказал выдать весь заработок!
Во втором корпусе у окошечка кассы быстро выстроилась огромная очередь. Женщины и мужчины, горожане и крестьяне – все перемешалось. Никто еще не знал толком, кому сколько причитается, кто получит и кто не получит зарплату, поэтому высказывались самые разнообразные предположения.
– Уж если я не получу, то я не знаю тогда… – взволнованно говорил Эрхард. – Глядите, какие мозоли. Я их в лесу заработал.
– Ведь хауптман грозил не выдавать денег никому, если все не будут выполнять норму, – заметил Шереш.
– К черту! – заорал Раннер. – Подайте мне то, что я заработал, чтобы я мог купить хлеб и табак! К черту тех, кто обленился до того, что собственных вшей не желает выбить!
– Не хочу я никаких денег, пусть отпустят нас домой, – угрюмо заявил Чундерлинк.
Внезапно появившийся Грауер погрозил Чундерлинку пальцем и угрожающе зашипел. Чундерлинк тотчас умолк и стушевался. Грауера теперь побаивались.
Штребль уже держал в руках полученные деньги. Здесь были три шуршащие, почти новые бумажки по сто рублей и один маленький советский рубль. Он весьма приблизительно представлял цену этих денег, но они были очень дороги ему – за этими деньгами громоздились груды дров, нарубленных им вместе с Бером. Если бы он не получил их сейчас, то был бы сильно расстроен.
Эрхард вылез из очереди красный и сияющий. В руках у него были четыре сторублевые бумажки. Он ткнул ими в нос стоявшему рядом Чундерлинку и торжествующе засмеялся.