Немного не в фокусе : стихи, 1921-1983

Берберова Нина Николаевна

8. «Открой, заговори, скажи…»

Открой, заговори, скажи, Ответь, признайся и поведай, Чтоб слово — камнем из пращи, Самофракийскою Победой Метнулось в мир из тьмы твоей. Не смей молчать. Таить не смей. Молчанью оправданья нет, И, как художник выжал краску, Так ты — прозаик и поэт — Все слезы выжми на огласку, Все скрепы настежь отпусти, Вселенную оповести. Но не отчетливою одой, А бредом, криком и свободой С наружным шумом пополам! Найди себе освобожденье, Другим позволь до пресыщенья Питаться

тайною твоей. Не смей молчать. Скрывать не смей. 1978

9. «На роковой стою очереди…»

На роковой стою очереди. — Товарищ, становись иль проходи! — А что дают: муку аль бумазею? — На это я ответить не умею, Но слышала, что керосин дают: Не всех зароют, избранных сожгут. — Давно стоишь? Одна? А люди где же? — Почем я знаю! Проходи, невежа. 1979

10.

Первое послание Н. Моршену

Ты в ночь бежал. Я в ночь бежал. Ты думал о надзвездной Лире, А я — о короле мечтал, О потерявшем разум Лире. И на окраинах земли, Средь возвышающих обманов, Мы что-то вместе сберегли Меж двух огромных океанов. И хорошо, что Скорпион Тебе приходится патроном. Мой Лев, о, как ощипан он! Но полон золотом и звоном. Тьмы низких истин отдаю, И о Лукерье не жалею [1] , Но дядю Тома я люблю [2] : Готов повеситься на шею!

1

Лукерья из “Живых мощей”.

2

Из “Хижины дяди Тома”.

Envoi

(Я сочиняю оттого, Что мне полезны упражненья, И нет приятней ничего Американского общенья.) 1975

11.

Второе послание Н. Моршену

Вегетарьянцы, викторьянцы Живут меж нами там и тут. Эсперантисты, шахматисты, Как мошки, в воздухе снуют. А мы зачем? Какое дело Вам до меня и мне — до вас? А вот подите ж, в эту среду Я повторяла целый час Те памятные ваши строки, Где вы сказали, что блажен, Кто посетил сей мир в те сроки, Когда он цел, но не совсем! Мне говорят, что это Тютчев, Но я на недругов плюю И, словно ветреная Геба, На вас бессмертья чашу лью. О, риторические бредни И стоп ямбических вино! Пусть так, и зритель вы последний, Но собеседник все равно! 1975

«Старушки кормят птиц…»

Старушки кормят птиц И кошечек ласкают, А кошечки потом Тех птиц за хвост таскают. Не плачь о том, что мир Не чёсан и не вымыт: Он лучше остальных — У тех ужасный климат. 1975

О бабочках и рыбах

Если миллионы лет тому назад Вы были аргема моэнас, То я могла быть только лемониас судиас, В горах Тут-он, В июньский вечер, В кустах жасмина. Но

если вы были дактилоптерус волитанс, Я, наверное, была платакс меланозома, В теплом море, у берегов Там-она, В зеленом море, в подводный час. 1975

Памяти Державина

Жизнь, как турецкий, как персидский, Тьмутараканский иль афганский Ковер, за мной бежит, стелясь. По нем уходят принц и нищий, И рыболов, и птицелов, И тот, кто говорил о Ницше, И тот, кто обожал без слов. А впереди другой ложится Ковер, за горизонт стелясь: Он красный, бархатный, роскошный, Над ним натянут полог мощный, И по обеим сторонам Стоят торжественно и чудно Гиганты в шапках изумрудных. В руках мечи… бьет барабан… Гремит музыка пред толпою, И на осьмнадцати щитах Несут, несут врагам на страх Листы, исписанные мною. 1975

Переводы с берберского [3]

ими тгит аганим, нг асиад, нгик

ини тгит туктт, нг нкки баб и иганим.

1. «Если ты тростник, я рыбак и держусь за тебя…»

Если ты тростник, я рыбак и держусь за тебя, Если ты крючок, я к тростнику прикрепляю тебя, Если ты рыба, я крючок и хватаю тебя, Если ты море, я лодка и скольжу по тебе, Если ты дождь, я земля и пью тебя, Если ты солнце, я туман и прячу тебя, Если ты месяц, я туча и бегу по тебе, Кем бы ты ни была, я иду в поединок с тобой и побеждаю тебя. 1975

3

С помощью французского подстрочника.

2. «Давай посидим с тобой, как два леопарда…»

Давай посидим с тобой, как два леопарда. Давай полежим с тобой, как два борца. Давай постоим с тобой, как два аиста. Давай полетим с тобой, как два орла. Давай закричим с тобой от блаженства. Давай помолчим с тобой от сомнений. Давай уснем с тобой, как после ливня Два бамбука засыпают, обнявшись влажно. 1976

Берлинский зоопарк

1. «Два лебедя, касаясь клювом клюва…»

Два лебедя, касаясь клювом клюва, Фигурной скобки ловят очертанье, И две руки в пожатье неслучайном Двух ящериц объятье повторяют. Но есть еще иные измеренья, Где леопард и зебра намекают На золотые пятна нашей жизни, На тишь и грусть забытых чресполосиц. Берлин, июнь 1977

2. «В зоологическом…»

В зоологическом Трагическом саду Каждый второй — хромает с палкой, Каждый пятый — сидит в колясочке, Напевает немецкую песенку: “Вы катитесь, колесики, по дороженькам, Я давно сказал прости-прощай своим ноженькам, С той поры, как лежал под Орлом В сугробе голубом, Тому тридцать лет и три года. А зовут меня Илья Муромец, Протезы у меня американские, Челюсти — швейцарские, Слуховой аппарат — французский, А стеклянный глаз — английский. Но память у меня русская: Голубой сугроб Да чужой сапог, Но милостив Бог: Не в висок, а в лоб”. Берлин, 1977