Немой крик
Шрифт:
— Неуклюжая, безалаберная деревенщина! Руки бы тебе оторвать! — Евгения бросилась к рыдающей Госпоже Вербицкой и ошарашено принялась гладить её ноги, — Ничего, ничего, не страшно! Скоро всё пройдёт, миленькая. Потерпите!
— Ага, пройдёт! У нас ведь через несколько дней свадьба! А если у меня шрамы останутся! Кто за это ответит?? О, Господи… — она снова уткнулась в свои изящные ладони, украшенные драгоценными перстнями, и наигранно заверещала.
Ей могли поверить только слабоумные. Потому что на самом деле кожа Елизаветы в области “ожога” лишь слегка покраснела.
Когда страдалица более-менее успокоилась, Дмитрий подошёл к столу, схватил бокал с вином, одним глотком осушил до дна, а затем… сжал фужер, настолько сильно, что тот хрустнул и острыми осколками рассыпался по всему столу, заставляя меня вздрогнуть.
Отряхнул ладони друг о друга и уверенным шагом двинулся на меня как огромный, взбесившийся бык, раздувая ноздри, скрипя зубами, зверея от гнева... Бык, для которого я стала красной тряпкой.
ГЛАВА 20 .
Я очень долго не могла прийти в себе и не понимала, что со мной происходит, где я нахожусь и почему у меня настолько сильно болит голова?! Будто мне в череп сутки напролёт вколачивали острые гвозди. День и ночь, жизнь и смерть, любовь и ненависть поменялись местами и мне захотелось больше никогда не просыпаться, никогда не открывать глаза, никогда не делать судорожные вдохи. Но меня вынужденно привели в чувство, мазнув под носом какой-то едкой жидкостью.
Откашлявшись, быстро вернулась в сознание. Но перед этим невольно махнула головой сначала в одну сторону, затем в другую и грубо шмякнула кого-то по рукам, чтобы не трогали.
Всё, что я помнила прежде, чем сойти с ума и окунуться в гиблый мир безнадёжности, где всё воспринималось словно в тумане — как тот жирный тюлень, с кудрявой бородой, пропитанной тухлым запахом пива и травы, ударил меня по голове и потащил в незнакомое помещение, в котором было очень шумно, людно, играла пафосная музыка, в котором воздух просто трещал и разрывался от разврата.
— Девушка поправиться. Ничего страшного не случилось. От одного раза зависимым не становятся. Капельница поможет организму очиститься от этой дряни. — Незнакомый мужской бас звучал будто эхо в глубокой пещере. — Пусть ещё пять минут полежит, боль должна пройти.
— Благодарю, Аркадий.
Когда я услышала другой голос, прохладный такой, с ноткой холодного металла, мои нервы скрутило в тугие узлы, а дыхание перехватило.
Дмитрий.
Откуда ты здесь?
Ты мираж? Или иллюзия? Или у меня галлюцинации от интоксикации?
— Если понадоблюсь — всегда на связи. Всего доброго, не болейте.
Шаркающие шаги, хлопок и секундная тишина.
После чего, прямо у самого уха, я слышу тяжёлый вздох, а затем жалобное:
— Ли-нааа.
Тёплые прикосновения медленно и осторожно ласкают щёки, а большие, но такие нежные пальцы, стирают крупные солёные гранулы, скользящие прямо к губам.
— Ты в безопасности. Открой глаза, девочка. Это я, Дмитрий. Прости меня,
И сердце в груди пропускает несколько ударов, и пульс набирает обороты, гоняя кровь по венам со скоростью света, когда душа рыдает от счастья, что он не бросил! Вернулся за мной! Нашёл! Нашёл и снова спас.
С жадностью, с лютой одержимостью бросаюсь мужчине на шею, руками обвиваю его крепкое тело и рыдаю. Беззвучно. Но навзрыд. Теперь уже от счастья.
— Тише, тише, — поцелуй в висок, прерывистое дыхание вплетается в растрепанные волосы, а сильные мужские руки прижимают к такому же сильному телу, так, что воздух со свистом выходит из лёгких, до самого последнего грамма, — Ты со мной. Моя. Только моя… Никому не отдам. Никто больше не обидит. Клянусь.
Секундная пауза. И снова взволнованный бархатный голос обжигает кожу:
— Если бы ты знала, насколько сильно я испугался, когда тебя потерял, Алина. Глупенькая… Я ведь просто хотел тебя обезопасить. От себя. Поэтому приказал своим людям отвезти тебя в другое место.
Меня передёрнуло. И я вспомнила! Частично вспомнила, как меня в стрип бар затащили, как догола раздели и лапали мерзкие бородатые мужики нерусской внешности! А затем, когда я начала сопротивляться, избили ремнями. Потом вкололи наркотик и швырнули на сцену, как дешёвую потаскушку, развлекать других зажравшихся извращенцев.
Я будто снова оказалась в том жутком месте, будто снова пережила клиническую смерть! Сначала на корабле, затем на острове, а после на сцене. Я считала, что это конец. Что теперь уже никто не поможет. А всё, о чём думала, так это о том, что мне нужно как можно скорей добраться до стола, схватить бутылку и проткнуть собственное сердце, чтобы больше никогда не мучиться. Но тело будто превратилось в вязкое безе, а мозг — и вовсе отключился.
— Дима! Дима! Я хочу в ванну. Срочно! Хочу смыть с себя эту дрянь! Смыть прикосновения, воспоминания, боль! Пожалуйста! — жестами, с мольбой в глазах, со слезами на щеках, за руку его схватила и чуть было пощёчину не отвесила, пока не поняла… что со мной всё в порядке, что я жива, а он… ОН рядом сидит. Зелёный, как мох, и взволнованный, как дикий океан во время шторма,
— Да, д-девочка, я понял. Идём! Вместе. Вместе идём! Я тебя теперь ни на шаг не отпущу!
Сорвал с меня одеяло, на руки подхватил и в ванную понёс, обращаясь со мной так, будто я была не человеком, а очень редкой и хрупкой фарфоровой нимфой.
***
Никогда бы не подумала, что мои мечты станут реальностью. Сколько раз я, во время уборки ванной комнаты, представляла себе то, как мы с Дмитрием, вдвоём, нежимся в его огромной джакузи, выточенной из натурального белого мрамора.
Это не ванна! Это бассейн, в котором без труда поместятся пять слонов.
И вот вселенная услышала мой безмолвный плач… Сжалилась.
Дмитрий наполнил ванну до самых краёв тёплой водой, заботливо снял с меня его же ароматную рубашку, не спеша, расстёгивая каждую пуговицу израненными в кровь руками, которую наверно лично надевал, а затем и сам разделся.