Ненаучный подход
Шрифт:
Вечерами господин Винса расспрашивал про житье-бытье в Перевальске и про то, как Винс с Иваном в Гнездовск приехали. Винс старательно вспоминал, но знал он мало, и в поисках душегубов, что Ивана на тот свет спровадили, его рассказы мало помогали.
Одна ложка дегтя была теперь в медовой жизни Винса. Помощница кухарки Марфушка из 'Кота' уж больно много внимания уделяла новому слуге господина Бергена. Называла 'милым малюткой', ласково гладила по голове и норовила подкормить.
Винс по первости от нее шарахался, не будешь же орать: 'Какой
Так неделю и проработал. И еще одну. И еще.
Можно было уже и за картузом на рынок идти, да все как-то не получалось. То мундир господину почистить надо, после какой-то жуткой заварухи, то стирку провернуть, то опять в углу пауки завелись, то еще что...
Про богатство, которое на него с продажей книжки свалится, было приятно помечтать перед сном, уютно устроившись на сундуке и глядя, как за маленьким окном каморки холодный ветер сбрасывает снежинки с обледеневших веток.
Впервые за много лет Винс не мерз.
Глава 4
...В прошлом декабре
Декабрьский снег празднично скрипел под ногами, напоминая о близком Рождестве. Над Гнездовском сгущались ранние сумерки, в домах зажигали свечи, впереди кто-то волок большущую ель - видно, не терпится человеку начать готовиться к празднику.
Над забором, мимо которого проходил Винс, торчал столб с надетым на него горшком. На круглом глиняном боку была углем нарисована смешная рожица. Винс хотел было скатать снежок и запустить в это художество - то-то брызнет! Но сдержался.
Он взрослый, работающий человек. Какие снежки?
Правда, дело, по которому он шел, было насквозь несолидным. Но тут ведь как посмотреть - господин велел, значит, тоже работа.
Винс возвращался из вечерней школы. Он ходил туда уже третий день кряду, и все эти 'буквы пишем ровно, с одинаковым наклоном' и 'у крестьянина было три яблока' уже надоели ему хуже горькой редьки.
Где это видано, чтобы у крестьян по три яблока было? Три мешка - еще туда-сюда, а если три штучки, так это очень так себе крестьянин! Пропил, небось, все. И домишко у него покосившийся, куры не кормлены, а скотины и в помине нет.
Так Винс и собирался сказать господину Виктору. Мол, глупостям учат в вашей школе! Читаю я и так лучше всех в классе, буковки красиво рисовать мне не надо, чай, не письмоводитель. А яблоки пусть крестьянин сам считает, раз больше не вырастил. Неудачник.
– Эй, ты, крысеныш!
– услышал он глухой голос из переулка.
– А ну, шагай сюда.
Винс не сразу понял, что это к нему обращаются. Обернулся к темному проему между зданиями, углядел там несколько темных
Хотел со всех ног припустить вдоль улицы, но сбоку (и как успел-то! никого ж не было!) подошел вразвалочку парень на голову повыше Винса, ухмыльнулся во все давно нечищеные зубы, обдав пацана невыносимо мерзким запахом изо рта:
– Давай, шевели копытами, когда старшие зовут, - повернул Винса за плечо и кулаком промеж лопаток добавил. Для скорости, значит.
Тут стало кристально ясно, кто именно неудачник.
Винс испуганно ойкнул, понуро опустил плечи и пошел, куда велено. Еще и вздрагивал на ходу. Пусть поверят, что он от страха сам не свой - зазеваются, можно будет удрать.
В переулке было темно, да и не переулок это был, а тупик между двумя высокими каменными домами, перегороженный крепкой решеткой.
Не пробежишь насквозь.
Там стояло еще трое. Один смутно знакомый, вроде как при Иване был. Остальных Винс видел впервые, но породу эту прекрасно знал.
Полушубки нараспашку, порты широкие, щербатые злые улыбки до ушей. Бандюки. Как сказал бы господин - 'представители нижних классов криминального элемента'. В рукавах у таких что угодно может быть - хоть свинчатка, хоть бритвенно-острый нож, хоть кастет.
Если бы не спалили Ивана, лет через пять-семь Винс стал бы таким же. Тоже бы ножиком игрался, кренделя блестящие выписывал.
Видно, не судьба.
Окружили, похохатывая. Винс даже башкой не особо вертел, и так все понятно было.
Не дернуться.
И народу на улице - никого. Ори, не ори...
– Что, крысеныш, - презрительно сплюнул один из них - видимо, главный.
– Сдал Ивана страже? Продался за харчи, паскуда?
– Не сдавал я никого, - Винс сам удивился, как звонко сумел ответить. Посмотрел тому в лицо, попытался поймать взгляд - не вышло. Вожак глазами по округе стриг.
Тут Винса проняло - видать, от отчаяния:
– А если ты, Лысый (и кликуха вспомнилась! надо же!) предъявить хочешь - так пойдем к людям, пусть рассудят, кто кого сдавал, а кто душегубов видал и показать на них может!
– Ты шо, пацук, пишчышь?
– издевательски спросил с деревенским говором бандюк, что Винса на улице отловил.
– Не трэба людив, забивай яго туты. Сами усе ведаем.
Винс со всей мочи ударил его каблуком чуть повыше голенища сапога. Тот такой прыти не ожидал, дернулся, аж шапка упала.
Винс на него уже не смотрел, а во всю глотку орал 'Пожар!!! Горииииим!'. Хотел с разбегу протаранить Лысого головой в живот, но получил короткий, точный удар в лицо. Нос хрустнул, по губам потекла кровь.
От мощного пинка в живот Винс забыл, как дышать. Он ослеп от боли и хватал ртом воздух, дергаясь на грязном снегу.
Попытался свернуться калачиком, хоть как-то защитить руками голову, откатиться от ударов...
Куда тут откатишься, когда тебя пинают, как мяч в веселой игре?